По обе стороны Днестра

Весь день Новосельцев ходил сам не свой. Циклоп даже не подозревал, какой болезненный удар нанес он ущербному самолюбию своего коллеги. Скова и снова возвращаясь к этому разговору, Новосельцев со всей ясностью представил себе всю унизительность своего положения и с беспощадной откровенностью признавал, что Циклоп прав. С нетерпением дождавшись вечера, он закрыл вдруг опостылевшую лавку и поплелся домой, если можно было считать домом комнату, во всем хранящую отпечаток убогого пансионного уюта, отчего она выглядела еще непригляднее.

В таком состоянии и застал его Фаркаши. Новосельцев не ожидал этого визита, однако встретил любезно, раскупорил бутылку вина, подвинул полный бокал гостю. Фаркаши кивком поблагодарил и, не прикасаясь к бокалу, осведомился:

— Что это с вами сегодня, Александр Васильевич? На вас лица нет. Неужели смерть Марчела так подействовала?

— А вы откуда знаете, что он умер… вернее — погиб? Хотя, что это я спрашиваю, в газетах ведь написано.

— Вот именно, — Фаркаши отхлебнул из бокала. — Знаете, Александр Васильевич, я давно хотел вас спросить: что связывало вас, интеллигентного, образованного человека с этим Марчелом?

— А вас, господин Мачек? — вопросом на вопрос ответил Новосельцев.

— Меня? — удивленно переспросил Фаркаши. — Абсолютно ничего. Мы встретились случайно. Я уже рассказывал.

Новосельцев, припадая на правую ногу, прошелся по комнате, постоял возле двери.

— Извините, господин Мачек, я вам не верю. Кто вы?

В жизни разведчика бывает свои звездный час, когда на карту поставлено все, и решение надо принимать сразу, немедленно. Он машинально взглянул на черный кожаный портфель, который принес с собой и поставил в углу. Новосельцев поймал этот взгляд и по выражению лица гостя догадался, что с портфелем связано нечто важное. Внутренний голос подсказал Фаркаши: «Сейчас ты должен это сделать». В портфеле лежали письмо жены Новосельцева и ее снимок вместе с сыном, доставленные вчера курьером с той стороны. Он открыл портфель и достал пакет.

— У меня есть кое-что для вас, Александр Васильевич, — он передал пакет.

Новосельцев обеспокоенно повертел пакет в руках, надорвал бумагу. В нем оказался конверт без надписи. Он быстро вскрыл его, достал исписанный листок бумаги, узнал почерк жены и изменился в лице. Фаркаши, чтобы не мешать, отошел в сторону, издали наблюдая, как на лице Новосельцева сменялась целая гамма чувств: удивление, радость, недоверие, надежда…

— Откуда это у вас, господин Мачек? — наконец пробормотал он, не выпуская из рук листок.

— С той стороны, разумеется, откуда же еще. Что пишет супруга? — он мог бы и не задавать этого вопроса, потому что знал содержание письма.

Разыскать Марию Григорьевну Новосельцеву в Ленинграде его коллегам из Центра не составило труда, и они сумели убедить ее передать письмо и фотографию.

— Маша пишет, что у них все в порядке, — он положил письмо на стол и стал рассматривать фотографию. — Почти не изменилась, а ведь сколько лет прошло. Зато сына не узнать. Совсем взрослый. Она пишет: учится в политехническом институте. Нет, этого не может быть. Мистика какая-то. Не поверю, пока не увижу своими глазами.

— Так в чем же дело, Александр Васильевич? Что вам мешает, что вас удерживает здесь?

— Ничего. — Он сказал это, не раздумывая, как о давно решенном. — Но куда мне деваться, кому я нужен?

— Знаете, что я вам скажу? Возвращайтесь-ка на родину. Там вас ждут.

— Чтобы поставить к стенке, — он невесело усмехнулся.

— Вы уже наделали в своей жизни немало ошибок. Не делайте еще одну, самую, может быть, непоправимую. Никто вас к стенке не поставит… Никогда не поздно искупить вину перед родиной.

— А кто вы, собственно такой, чтобы говорить от имени родины? — в голосе Новосельцева проскользнули нотки недоверия и злости. — Я на своем веку достаточно повидал патриотов, все говорят от имени России, а на деле… — он не договорил и махнул рукой.

— Кто я такой, не так уж важно. Главное уже сказал: я с той стороны. И представил веские доказательства, — Фаркаши показал на письмо и фотографию. — Теперь все зависит от вас. Решайте, Александр Васильевич.

Они проговорили до рассвета. Вернее, говорил один Новосельцев, Фаркаши слушал, изредка прерывая уточняющими вопросами. Его собеседник вел рассказ сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Фаркаши чувствовал, что Новосельцев ничего не утаивает и хочет выговориться до конца. У него оказалась хорошая память, но у слушателя еще лучше. Фаркаши многое узнал о Федоровском, Тарлеве, Марчеле, Жолондовском и всей подоплеке операции «Днестр», фамилии и приметы агентов, завербованных Новосельцевым и засланных на советскую сторону.

За окном забрезжил рассвет, когда Новосельцев передал свой разговор с Циклопом, и, устало откинувшись на спинку стула, сказал:

— Ну вот и все, господин Мачек. Я буду вас так называть, мне нравится это имя, хотя оно и не ваше. Теперь все.

— Нет, не все, Александр Васильевич. Постарайтесь помириться с Циклопом и примите его предложение.

Новосельцев некоторое время размышлял, потом улыбнулся и тихо произнес: