По обе стороны экватора

Ровно два часа. Жаркое солнце безуспешно пытается подсушить размокшую землю. Нежные зеленые стебельки чуть колышутся под легким ветром. Парни выстраиваются в цепочку и взмахивают маленькими тяпками с короткими, очень короткими ручками. Они укорочены не случайно: с такой ручкой работнику поневоле приходится нагибаться. А склонившись к самой земле, он гораздо лучше видит сорняки. И аккуратнее пропалывает их. А если и прозевает какой-нибудь нечаянно, то на этот случай сзади шеренги работников идет капатас, помахивая прутиком и покуривая. От его бдительного взгляда не ускользает ни один пропущенный сорняк. Именно за этот контроль качества прополки ему и платят деньги хозяин. Парни мерно взмахивают тяпками, капатас пускает дымок, Бабаджан снимает. Дунаев счастлив. Я знаю, почему он счастлив: эти кадры крестьян, склонившихся над черной влажной землей, смонтируются в фильме с безмятежной физиономией маркиза де Бонанса из Хереса. Получится сопоставление: владелец плантаций, винных заводов, земли и виноградников. И те, кто умножает его богатства…

Сломив явное недовольство сеньора Хесуса-Фернандеса, нам удалось еще несколько раз пробить брешь в строгой программе поездки в кооператив «Кофрутекс» и пообщаться с простыми крестьянами, с батраками и мелкими землевладельцами. Близ поселка Лос Паласиос мы познакомились с пожилым земледельцем Антонио, ковырявшимся на огороде вместе с шестнадцатилетним сыном и девятнадцатилетней дочерью. Семейство хлопотало на грядках, где зеленели молодые побеги тыквы. Для каждого стебелька сооружали они крошечный навес, предохранявший растение от прохладного северного ветра и открывавший его теплым лучам солнца.

— Если повезет, сможем собрать ранний урожай, — говорит, вытирая пот со лба, Антонио. — За раннюю тыкву сможем взять на рынке в Севилье пять, а то и шесть песет с килограмма. А потом, недели через полторы цена упадет до трех песет. Потому и возимся тут в грязи, не дожидаясь, пока подсохнет.

Много ли у него земли? Нет, маловато: полгектара — огород, да еще полтора — виноградник. Можно кое-как свести концы с концами. Хорошо, дети помогают. Но вот дочь уже на выданье. Скоро уйдет в другую семью, парой рук станет меньше.

Учились ли дети? Сын умеет читать и писать. А дочка в школу никогда не ходила…

Закончив съемки в кооперативе, узнаем, что сеньор Хесус-Фернандес приготовил нам приятный сюрприз: группа его друзей — местные землевладельцы, хозяева животноводческих ферм, словом, люди, вполне достойные нашего внимания, приглашают нас на ужин в имение одного из крупнейших «ганадеро», специализирующегося на выведении высокопородных быков для корриды.

Прекрасно! Мы с энтузиазмом принимаем приглашение.

Добравшись до поместья ожидающего нас скотовода — «ганадеро», мы торопливо выполняем ритуал знакомства, представляемся, обмениваемся визитными карточками и со вздохом облегчения падаем на стулья.

Помимо нас, советских гостей, Хесуса-Фернандеса и Хоакина Домингеса, за столом собралось еще около дюжины представителей частного землевладельческого сектора Андалузии. Чувствуется, что с их стороны —. это не просто жест вежливости, спровоцированный севильской «делегасией» министерства сельского хозяйства. Недавнее известие о восстановлении дипломатических отношений с далекой и немного загадочной Советской Россией взбудоражило всех испанцев. И у каждого — свои причины интересоваться русскими, свой интерес, свои соображения. Кажется, наши собеседники вполне искренни, когда выражают горячую заинтересованность в укреплении дружеских связей между Испанией и Советским Союзом.

Сосед слева, вытирая седеющие усы, с улыбкой говорит, что уже побывал однажды в Советском Союзе. Это случилось в сорок первом — сорок втором годах. Он воевал тогда в испанской «Голубой дивизии» в чине полковника.

— Мы не дошли до Ленинграда всего несколько километров. Дошли до Колпино и остановились. И простояли там две зимы.

Он вспоминает, что часть его была расквартирована в каком-то старинном дворце, а сам он — полковник все-таки! — размещался в спальне «какой-то вашей императрицы. Кажется, Екатерины». Пользовался ее кроватью и, извините за пикантную деталь, ночным горшком.

— Ох, какие то были суровые зимы! И как жаль, что так и не удалось повидать Ленинград!..

Действительно «жаль»: проторчать две зимы в Колпино и не найти удобного случая, чтобы заскочить в Ленинград. Хотя бы на полчасика… Я сочувствую полковнику и говорю, что теперь эту проблему можно решить очень просто: в Мадриде уже открылось агентство Аэрофлота, каждую неделю в Москву идут из Мадрида самолеты, и фирма «Интурист» может предоставить полковнику шанс добраться до Ленинграда куда более быстрым и надежным способом, чем та неудавшаяся попытка сорок первого года. Правда, спальню императрицы и ее ночной горшок фирма, увы, не гарантирует полковнику…

Он весело смеется, отчего обретает сходство с апостолом Петром, трясет на прощание мою руку и говорит, что постарается воспользоваться советом.