Вон она: кабина судьи! Жулиньо осторожненько, словно невзначай, косит глазом и видит там, внутри, седого сеньора с трубкой в зубах. Раз с трубкой, значит — из господ! Простые люди трубку не курят. Хуже некуда. Жулиньо чувствует дурноту в голове и слабость в ногах. А тут еще этот металлический голос:
«Леди и джентльмены! Мадам и месье! Уважаемые сеньоры, дамы и господа!.. К центральной трибуне приближается местре-зала — церемониймейстер, ведущий порта-бандейру со знаменем школы. Вместо указанного в розданных вам буклетах и программах знаменитого ветерана Дудуки роль местре-зала „Санта-Марты“ исполняет Жулиньо — самый молодой местре-зала Рио-де-Жанейро».
Объективы телекамер послушно поворачиваются, нацеливаясь на Жулиньо и Вильму. Словно расстреливая в упор, «Первая — крупный план на ноги Жулиньо! — пищит голос режиссера в наушниках операторов. — Теперь первая камера панорамирует на лицо Жулиньо, вторая — ведет Вильму!» И на экранах телевизоров перед миллионами телезрителей — заинтересованных или равнодушных, улыбающихся, зевающих после бессонной ночи, дремлющих с газетой в руках или затаивших дыхание — возникает крупным планом вымученная улыбка Жулиньо, пытающегося замаскировать панический ужас перед холодными глазами восседающего в кабине судьи.
«Главное — не потерять ритм», — вертится в голове у Жулиньо наставление Дудуки.
«Руку дай, руку!.. — шепчет Вильма сквозь зубы, заканчивая стремительное вращение. — Улыбнись еще раз этому дьяволу с трубкой!»
Жулиньо подхватывает ее, помогая сохранить равновесие, падает на левое колено и плавно ведет вокруг себя. Затем прыжком подымается на ноги и начинает, сначала не торопясь, а потом все быстрее и быстрее каскад эволюций, которым его вот уже три года обучал Дудука. На архибанкаде раздаются поощрительные аплодисменты. Судья сосет свою трубку с такой кислой физиономией, словно она набита лимонными корками. Или словно ему не нравится Жулиньо.
А позади судейской будки столпились парни и девчонки: родные лица, все из «Санта-Марты». Они шли впереди, и уже закончили дефиле, и теперь вернулись сюда, чтобы подбодрить Жулиньо. И он постепенно успокаивается. Он чувствует, что все идет хорошо. Прыжки и вращения удаются даже лучше, чем на последней репетиции.
«Леди и джентльмены! — вещают репродукторы. — Обратите внимание на хореографию местре-зала. Этот участник дефиле должен обладать выносливостью атлета, ловкостью танцовщика классического балета и утонченностью манер, свойственной дипломатам. Он не имеет права сбиться с ритма, он должен все время изобретать новые па, не теряя при этом контакта со своей партнершей — порта-бандейрой».
…Поворот, еще поворот, прыжок с двойным щелчком башмаков друг о друга, затем стремительное вращение, после которого нужно замереть, не покачнувшись, и через секунду еще раз упасть на колено, после чего Вильма вновь пойдет описывать плавные круги со знаменем, опираясь на его руку, а Жулиньо сможет отдышаться, маскируя отдых помахиванием веера.
Отлично! Он замер, не сдвинувшись ни на миллиметр, как это всегда удавалось Дудуке, упал на колено, смиренно склонив голову перед судьей, все так же равнодушно посасывавшим погасшую трубку. И трибуны взорвались бурей восторгов.
Потом еще около получаса шли последние шеренги «Санта-Марты». Описывала, повинуясь свистку Зеки, свои строгие эволюции батарея. Медленно плыла ала байанок с Сильвией и Терезиньей. Везли последние тележки с аллегориями. Но в редакциях газет, не дожидаясь конца дефиле, уже набирались «шапки» на первые полосы: «Жулиньо потряс Авениду!», «Талантливый преемник Дудуки повергает Рио в экстаз».