В отличие от закованных в броню последователей Артура со товарищи, к таранным ударам прибегать никто не стал. Грудь – плохая замена железу. Потому перед самым столкновением сбавили ход коней, дернулись чуть в стороны, уклоняясь от вражеских пик, но стараясь воспользоваться своими.
Пронеслись мимо, и один из индейцев упал. Крюков умудрился достать его, а теперь трое уцелевших разворачивали коней и уже вертелись в прихотливом танце.
Кюхля все стоял на месте, и лишь едва не в последний момент вдруг развернулся и припустил бегом. Лицо индейца было настолько страшным, что даже охвативший Вильгельма ступор пропал, сменился отчаянной попыткой спасти жизнь.
Преследователь несся намного быстрее. Расстояние сокращалось стремительно. Чуть дальше гнал коня Бакланов, но еще вопрос, кто кого успеет догнать первым?
Интересно, индеец должен был слышать несущегося в погоню, и все равно не желал оставить свой замысел. Словно убить Кюхельбекера стало вдруг вопросом чести.
На холме Медведь все еще заряжал ружье. Процесс долгий, не столь простой, а юноша еще не настолько напрактиковался в нем, чтобы совершать действия совершенно механически. Его спасал крутой склон да ранение Жадова, который с трудом держался в седле.
Кюхля споткнулся, растянулся на земле. Индеец в момент оказался рядом, только и Яков наметом оказался здесь же. Разить на такой скорости пикой почему-то показалось несподручно. Зато к месту оказалась сабля. Один взмах, и индеец вдруг разделился на две части. Удар пришелся по левому плечу, затем клинок прошел сквозь тело и закончил путь у правого бедра. Верхняя часть рухнула прямо на Кюхлю, и чиновник дернулся, вскрикнул, вобрал голову в плечи, очевидно, решив, что все.
Яков разворачивал коня вдалеке, по инерции пролетев весьма порядочное расстояние. Он сразу оценил, что Кюхельбекер уже вне опасности, и теперь быстро обозревал общую картину боя.
– Живьем! – фраза относилась к сражавшимся с последним конным индейцем.
Еще возьмут на рожон, и кого потом допрашивать?
О разнице в языках Бакланов как-то не подумал. Помнил, что Бычехвостов умеет болтать с индейцами, да и как не уметь, если сам по крови принадлежит к ним, а что между ними огромная разница и живущие у линии и напавшие здесь не понимают речи друг друга, даже в голову не пришло.
Лошадь уже одолела кручу. Как раз в тот момент, когда Медведь зарядил ружье и насыпал порох на полку. Но то ли сыпанул недостаточно, то ли в спешке вообще просыпал, то ли порох чуть отсырел, однако вместо выстрела раздался лишь негромкий щелчок.
Казак был рядом, и разбираться с оружием стало некогда. Одна рука Жадова была полупарализована болью, но он все же попытался достать противника пикой.
Саблей, наверное, было бы лучше. Медведь отскочил чуть в сторону, подхватил оказавшееся рядом древко и с силой дернул.
Силы у юноши были немереные. Жадов потерял равновесие и наполовину сполз с седла. Если бы действовала вторая рука!
Медведь одним прыжком оказался рядом, на мгновение отпустил пику и нанес удар кулаком.
– А-хе! – привычный крик огласил округу.
Конечно, вряд ли ку будет зачтено. Погибнет Конь – и никаких свидетелей. Но вдруг?
Вреда удар не нанес. Зато затем Медведь вцепился в казака и обрушил противника на землю.
В пылу краткой борьбы досталось ране. Жадов невольно вскрикнул и на некоторое время оказался полностью беззащитным.
На его счастье, об убийстве в данной ситуации Медведь не помышлял. Со своей вершины он успел заметить вдали возвращающихся галопом товарищей, а противоположный от казаков склон был куда более пологим и пригодным для бегства.
Толчок – и индеец, не касаясь стремян, запрыгнул в седло. При этом он не забыл главное богатство – ружье. Пусть оно подвело сегодня, однако в другой раз просто обязано стать послушным.
Примерно в этот миг Крюков изловчился, выбил копье из рук Быстрого Коня, а подскочивший с другой стороны Бычехвостов без всяких изысков ткнул кулаком так, что Конь вмиг лишился сознания.
Зато Медведь уходил. Учитывая крутой склон с этой стороны, фора у него получалась такая, что догнать его нечего было и думать.
Бакланов выхватил ружье, вскинул, но явно поторопился, и пуля прошла намного выше головы беглеца. А второй раз стрелять было уже не в кого – голова индейца исчезла за гребнем, и лишь слабый перестук копыт напоминал об исчезнувшем противнике. Да валялся на горушке Жадов, а живой ли, мертвый, было не видать.
– Ушел! Ушел ведь! – Яков в досаде стукнул себя кулаком по колену. – Вот ведь гад!
И лишь сейчас Кюхля кое-как стал переворачиваться. Взглянул, что лежит на нем, и вдруг подпрыгнул так, что мгновенно оказался на ногах, да еще в стороне от разрубленного тела.
Его счастье – казаки смотрели в сторону и не видели случившегося. Могли бы не удержаться, рассмеяться обидным для Кюхли смехом.
Неудобно бы получилось…