Соответственно, с путешественниками дела обстояли не лучше. Любой вождь небольшого племени мог собрать некоторое количество воинов и напасть на какой-либо караван, если вдруг решал, будто добыча окажется легкой. С той же долей вероятности могли и не напасть. Тут кому как повезет. Важно, осуждения иных племен подобная акция не вызывала. За соплеменников могли мстить, но за каких-то чужих людей…
Посему перемещения по индейским территориям нельзя было считать безопасными. Рисковали торговцы, этим же самым индейцам везущие какие-то товары, рисковали всевозможные авантюристы, по тем или иным причинам пустившиеся в путь, рисковали люди официальные, представляющие какое-нибудь государство или колонию. Раз существует население, порою приходится вести с ними переговоры. Которые в данном случае частенько напоминали пресловутые беседы слепых с глухими. Очень уж многого не понимали договаривающиеся стороны. Например, индейцы никак не могли взять в толк, как это земля может принадлежать кому-либо? Белые же – почему нельзя навести хоть некоторое подобие порядка?
Разные народы, разный уклад жизни, разные представления, если не обо всем, то о многом…
Имея при себе казаков и драгун, схватки можно было не опасаться. Главное – быть готовыми к любому повороту событий.
Территории наиболее воинственных народов – команчей и кайова – объехали по самому краю. Разумеется, кто-то обязательно заметил большой отряд, но связываться с ним не стали. По каким причинам – неважно. Решили ли, что игра не стоит свеч, а добыча даже в лучшем случае не оправдает жертв, были ли уже наслышаны о казаках, просто решили не обращать внимания из-за занятости другими делами…
Никаких парламентеров, официальных и полуофициальных лиц, попыток поговорить, куда и зачем движется отряд… Прерия выглядела совершенно безлюдной, словно по ней не перемещались бесчисленные племена, принадлежавшие к самым разным народам. Торговцы тоже не попадались, хотя, по словам индейской делегации, отряд несколько раз пересекал обычные пути купеческих караванов.
Уже ближе к невидимой черте, отделявшей земли кайова от арапахо, казаки доложили – кто-то следует параллельно отряду. Не в малом числе. Точнее не позволял узнать приказ самого Муравьева – наблюдать, но без дальних вояжей, в плен никого не захватывать, не совершать никаких действий, которые кто-нибудь затем сможет трактовать как враждебные.
Приказ выполнялся строго. Воевать ради войны никто не собирался. Из удали или прочей ерунды – тем паче. Хватало многочисленных мелких стычек с соседями, чтобы еще задирать кого-то походя, лишь потому, что попались на пути.
– Много их там, – докладывал какой-то молоденький урядник, в числе других ходивший недавно в дозор. – Сколь, не скажу, но явно поболее сотни.
– Хоть тыща, – отозвался сотник. – Не страшно. Только гляди в оба, чтобы врасплох не застали, да держись остальных. Пока мы вместе, им нас ни за что не взять.
Индейцы, очевидно, сами понимали это. Одним кавалерийским наскоком судьбу боя не решить. Потому лишь сопровождали в некотором отдалении, практически не показываясь на открытых местах, и не предпринимали никаких враждебных действий. Как и дружеских.
Ночевать в подобном соседстве было неприятно, часовые постоянно следили за окрестностями, однако ничего не произошло. Все тихо, мирно, словно индейцы растворились посреди бескрайних просторов.
Нападают-то всегда или на слабых, или на тех, кто ведет себя чересчур нагло. А так… Мало ли кто едет по прерии? Земля-то общая, ездить не возбраняется.
– Пущина я не видел давно. С тех пор, как он перебрался в Первопрестольную. Сидит в уголовном суде, доказывает, что не место красит человека, а человек – место, – по губам Матюшкина скользнула легкая улыбка.
Он не осуждал лицейского приятеля. Напротив. Поступок отпрыска знатного рода, решившего прервать блестящую гвардейскую карьеру ради общественной пользы, мог вызвать лишь уважение.
Точно так же воспринял это и сидящий напротив Кюхельбекер, или просто Кюхля. Последний даже позавидовал, невольно загоревшись пойти по стопам былого лицеиста.
Пока что Кюхля больше мечтал, чем делал что-то реально. В глубине души он сознавал, что не создан для практических дел, и втайне мучился над этим. Вроде бы, порою служил, только удовлетворения от службы не получал. Даже когда находился на Кавказе при Ермолове или, как сейчас, в Мексике при Резанове.
Вильгельм Карлович был единственным из первого выпуска, волею судеб обосновавшийся в Мексике. И потому неудивительно, что Матюшкин при первой же возможности направился в столицу для встречи с другом.
Справедливости ради – как раз моряк в здешних краях уже бывал. Еще сразу по совершению сделки. Шлюп «Камчатка», на котором Матюшкин был юнкером флота, пришел в Веракрус весной восемнадцатого года, да и застрял там на несколько месяцев. Других больших кораблей в распоряжении начальника порта не оказалось, пришлось вместо дальнейшего следования вокруг Америки гонять пиратов по всему Карибскому морю.