По обе стороны реки

— Нас выселяют! Как в тридцатые годы при Сталине! И это в двадцать первом веке! Прямо, крепостничество, да и только!

— Постойте… — растерялся от такого напора Рыков. — Кто выселяет? Кого? Куда? И причем здесь Сталин! Крепостничество же при царизме было… Дайте-ка вашу газетенку!.. А, ну понятно… «Вести Приозерья»! И вы что, верите всему, что здесь пишут?! Кстати, а что там «такого» написано?

— Вот, — она ткнула пальцем в одну из заметок, — читайте!

— Так… «Деревня возрождается»… «Начавшееся не так давно восстановление дороги, некогда связывавшей деревню Щукино с районным и областным центрами, вызвало у наших читателей множество вопросов. С просьбой прояснить ситуацию мы обратились к Главе районной администрации Сергею Валентиновичу Бересневу. Предлагаем вашему вниманию интервью, взятое нашим внештатным корреспондентом Люсьеной Тукаловой у Главы нашего района»… — Рыков принялся, было, читать вслух обведенную красным карандашом заметку, но затем умолк.

По мере того, как он углублялся в текст, лицо его приобретало все более хмурое выражение. Наконец он дочитал до конца, на мгновение задумался, затем решительно сложил газету пополам и сунул в карман куртки. Правый уголок верхней губы Рыкова подрагивал, приоткрывая иногда крайние зубы, а по лицу бродила зловещая ухмылка, некогда так напугавшая первого встреченного им местного рыбака. Он обернулся к ожидавшей его ответа «учительнице» и, продолжая все так же ухмыляться, жестко обрезал:

— Все, уважаемая Антонина Николаевна, обсуждения не будет! Спасибо, что проинформировали, но… Возвращайтесь сейчас домой и ни о чем больше не переживайте! Никто вас никуда не выселит и не переселит! Уж это-то я вам точно обещаю!

Оробев при виде происшедших с Рыковым перемен, старушка — теперь ее преклонный возраст стал вдруг очевидно заметен — согласно кивнула головой и торопливо засеменила назад к своему дому, а Рыков развернулся и решительно зашагал вниз, к реке. Алексей проводил женщину взглядом и поспешил вдогонку за другом. Догнав Рыкова он некоторое время молча шел рядом. И лишь пройдя порядочное расстояние, бросил на него косой взгляд и с деланным равнодушием поинтересовался:

— А чего это она тебя Рыковым назвала? Ты что, фамилию сменил?

— Рыковым? — растерялся от неожиданного вопроса Леонид. — А, это! Ну, да… типа того… сменил.

— Так ты что, в бегах? — уже не скрываясь, уточнил Алексей. — Если не хочешь, можешь не говорить! Просто, я подумал…

Он помолчал еще немного и, наконец, решился:

— Так ты что — разобрался с этими? Ну, которые твою семью… Ты только не думай, я вовсе не собираюсь осуждать тебя или, тем более, читать мораль!

От удивления Рыков даже остановился.

— Так, ты решил, что я их грохнул, да?! А после, значит, смылся сюда, в вашу глухомань?! Ну, ты меня уморил, старик!..

Рыков от души расхохотался во весь голос. Алексей, чувствуя, как спадает невольно возникшее напряжение, тоже улыбнулся и, смущаясь, с вызовом ответил:

— Ну, решил! А что? Ты считаешь, что это было бы чем-то «из ряда вон»? Нормальный поступок нормального мужика!

— Ладно, кончай нести этот бред! — уже совсем благодушным тоном прервал его излияния Рыков. — Фамилию я действительно сменил. И насчет «в бегах» ты тоже правильно догадался. Только причина совсем другая, а не то, что ты там нафантазировал. Ты, видно, не обратил внимания или забыл, что я тогда валялся в больнице с переломанной ногой и с забинтованной обгоревшей башкой. Это только в кино, брат, героя убивают, убивают, а он снова оживает и побеждает всех врагов! В жизни так не бывает…

Февраль 1992 г.

— Платили, хоть, неплохо? — поинтересовался следователь.

— Неплохо… Десять штук «зелеными»…

— Ух, ты! — завистливо присвистнул Кияшев. — Действительно, неплохо… Ну, да ладно, хватит сопли да слюни жевать, давай к делу! А дело такое…