По обрывистому пути

Приемная, аптечка, кабинет врача, сверкавшая белизной операционная с застекленными шкафами, две палаты, маленький изолятор, ванная комната, комплекты нераспакованных инструментов и медикаментов с приложенными счетами и накладными бельгийские, немецких и русских фирм, сложенное стопками постельное белье, новые, пахнувшие фабрикой, одеяла в особом стенном, гардеробе — все вызывало у Баграмова зависть: «Вот бы так в наших земских больницах!»

Во дворе, рядом с помещением секционной со входом с другой стороны, оказалось, оборудована прачечная с кипятильным котлом.

На кухне стояла еще не распакованная посуда — кастрюли, тарелки, чашки…

Лувен, обходя больницу и постукивая по полу тяжелой палкой с резиновым наконечником, самодовольно пощелкивал пальцами свободной левой руки, горделиво поглядывая на Баграмова при каждом его одобрительном слове, вдруг спохватился:

— Messieurs! Nous avons quelque chose oublie! Les icones dans les coins de chague chambre et les portrais de leurs majestes![43] — горестно, почти в отчаянии воскликнул Лувен.

— Quant a moi, — сказал Баграмов, — je prefere bien les portraits des medecins emirients, de Pasteur, de Pirogoif, par exemple…[44]

Лувен рассмеялся.

— Et moi aussi! Je ne suis pas le royaliste, — сказал он, — mai J selon les coutumes du pays…[45]

Баграмов вздохнул:

— Oh, les coutumes de notre pays![46]

— День торжественного открытия больницы, мы надеемся, установите вы, согласившись как врач принять её в свои руки, — почтительно сказал Баграмову Розенблюм. — Мосье Лувен просил меня быть посредником в этом деле.

— Но я земский врач. Вы знаете, я служу! — ответил Баграмов, огорошенный неожиданным приглашением.

— Вы подумайте. Мы не спешим. Наше время контракта с земством еще не кончилось. Рабочие лечатся у вас и довольны вами. Правда, мосье Лувен с вами поспорил из-за причин травмы рабочего, но это, в конце концов, дело инспектора, а не врача, — уговаривал Розенблюм.

— Мы вас просим подумать об этом и не отказывать сразу, — присовокупил и Лувен.

— Он видел преимущества Баграмова перед другими врачами в том, что, прекрасно владея французским, Баграмов может обслуживать и бельгийский технический персонал и их семьи, которые инженеры перевезли в Россию.

— Баграмову казалось, однако, что, перейдя в заводскую больницу, став служащим акционерного общества, он как-то потеряет общественное лицо и ту призрачную самостоятельность общественной деятельности, которую привыкли в России видеть в земской системе. Кроме того, он считал себя не вправе покидать свой врачебный участок в тяжелое время свирепствовавшей эпидемии. Так что, сколь ни приятно, ни соблазнительно было взять в свои руки такую благоустроенную больницу, он отклонил предложение.

— Ищите другого. Нет, земство мне всё-таки как-то близко. Сроднился. Хоть трудно работать, а всё-таки… — заключил он свой разговор.

8

Дней пять спустя после поездки на бельгийский завод, когда Баграмов приехал домой после двухдневного выезда на участок, Юля взволнованно рассказала, что в его отсутствие Фриду вызывал уездный исправник.

Баграмов от Васи Фотина знал, что беседы с Яковом навели его на мысль составить для «Искры» солдатскую, корреспонденцию о войне в Китае. С этой целью Фрида и Вася несколько раз проводили беседы с Яковом. Однажды во время их разговора в избу зашел фельдшер Павел Никитич, чтобы позвать зачем-то в больницу тётю Марусю. Фрида с непростительной поспешностью спрятала исписанный лист бумаги.

На следующий день в избу внезапно вошел становой, когда опять сидели все трое вместе — Фрида, Вася и Яков.

Становой спросил, верен ли слух, что Яков хочет продать избу, и сослался, что у него на примете есть покупатель.

Они тут же придумали — если спросят, чем они занимались, Яков скажет, что составляли прошение о выдаче ему пособия как инвалиду. Такое прошение они тут же и написали. А Вася решил, что пора исчезнуть, покуда не поздно.

К становому он уже являлся сам, как было раньше ус-ловлено, тотчас же по пробитии в село, представил свой «вид на жительство». Становой подбодрил его, сказав, что работы в заводе много и он, конечно, сумеет устроиться. Но становой ошибся. Заезжему слесарю обещали, что он получит работу недельку спустя. Через неделю в конторе сказали, что придется еще подождать с недельку. Потом ему дали дня два поработать на невыгодной сдельщине.

Живя вблизи Фриды, Вася не торопился покинуть завод. Ещё неделю-другую он мог бы себе и позволить прожить у тети Маруси, но теперь лучше было скрыться, пока не поздно.

Не простившись даже с Баграмовым и его семьей, Фотин покинул село, как только чуть-чуть стемнело. Они условились, что с ближней станции он бросит в почтовый ящик открытку с подписью «Маня», сообщая доктору, что ее «сынок уже совсем поправился и здоров».

И вдруг Фриду вызвал исправник. Становой снова зашёл мимоходом к Яше, спросить, где же его кудрявый жилец. В стане, мол, нужно было исправить замок сундука, где хранятся бумаги.