По ошибке (СИ)

Ты недоступен! Опять телефон забыл. Болван!

Силикон. [10:11]

Зачем я это пишу, если знаю, что ты не ответишь?

Силикон. [15:09]

Ты опаздываешь!

Силикон. [15:11]

Ох, черт, ты же не с тем телефоном!

Флер. [12:01]

Нацу, перезвони, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Мистган. [09:56]

Зацени!

[прикреплено одно видеоизображение]

+1–555-166-4532 [00:14]

Здравствуй, Бариста.

Нацу замер. Палец, которым он собирался пролистать сообщения ниже, застыл в миллиметре от экрана.

На одно мгновение парню показалось, будто время остановилось.

Только один человек имел привычку так обращаться к нему. Только один человек присылал ему сообщения с этой раздражающей большой буквой «Б». И, кажется, он видел ее везде. В таком привычном для нее «Здравствуй», в чертовой запятой и точкой в конце предложения.

В каждой букве. В каждом черном пикселе на экране.

Была она.

Вместе с осознанием, вместе с вновь сдвинувшимся с мертвой точки временем, пришел гнев. Обжигающий гнев, который, словно внезапно настигший тайфун, накрыл его с головой.

Она. Не. Имела. Права.

Никакого гребанного права писать это гребанное сообщение! Она не имела права помнить хотя бы одну цифру его телефона! Она не имела права напоминать о себе так, словно ничего и не было.

Она. Не. Имела. Никакого. Гребанного. Права!

Нацу резко встал со своего места, заметавшись по комнате, точно раненный зверь в клетке. Внутри бурлила злость, которая, подобно волнам, то утихала, то нарастала с новой силой. Мысли в хаотичном порядке разбегались, не желая подчиняться воле хозяина. И впервые за долгое время он не знал, что делать. Она вновь проделывала с ним это. Вновь появлялась, руша все то, что он так тщательно строил. Одним сообщением она заставила стену, которую он кропотливо выстраивал на протяжении шести лет, пошатнуться. Как она это проделывала? Он не знал. Что он чувствовал? Однозначно, злость. Возможно, смятение. И, он никогда не признается… надежду?

Надежду на то, что он получит объяснение, ведь именно отсутствие оного причиняло когда-то большую боль.

Нацу остановился, задумчиво подняв взгляд с телефона, который крепко держал, на отражение в зеркале. В зеркале он увидел решение.

Нацу Драгнил уже давно не был тем парнем, который позволил себе влюбиться в образ. Он оставил его в Нью-Йорке вместе с фартуком баристы и лофтом с огромными щелями в окнах. Нацу видел в отражении себя Настоящего. Не паренька с широкой улыбкой и большими мечтами в глазах. А мужчину, который не позволит грезам вновь затуманить разум.

Выдохнув, он принял решение.

Нацу. 15:09.

Здравствуй, Странная. Чем я могу тебе помочь?

***

Центральный парк всегда был особенным местом для Нацу, и хоть это звучит банально и даже удручающе, парк был его любимым местом. Возможно, это стало следствием слишком впечатлительного сознания юного провинциала, который только-только переехал из пыльного Техаса, из маленького городка, в котором самый дорогой костюм за семьдесят долларов носил мэр города, и никто и представить не мог, что где-то жизнь была устроена по-другому.

В то время Нью-Йорк предстал для двух друзей чем-то невозможным. Чем-то ярким и взрывным. Чем-то пугающим и восхищающим.

И именно тогда Центральный парк с его умиротворенной атмосферой, отдаленным журчанием искусственных ручьев и фонтанов стал отдушиной для него. Здесь он мог отдохнуть от городской суеты, от навалившихся проблем и просто мог подумать. С тех пор это стало его традицией. Всегда, когда у него были проблемы, когда что-то не давало ему покоя или появлялась дилемма, которую следовало решить, он приходил сюда, садился на третью скамейку от фонтана, на которой кто-то давно выцарапал «М+Н», откидывался назад и думал.

Тишина парка успокаивала. Запах выпечки и листвы приятно бил по обонянию. А в куртке лежал телефон, который он неосознанно поглаживал.

Возможно, это была особая магия Центрального парка, Нью-Йорка, или же он вбил себе это в голову, но здесь он чувствовал себя умиротворенно. Не было злости, не было раздражения. Только бесконечный покой и состояние, близкое к нирване.

А еще были мысли. Много мыслей.

О «Странной», о том, что шесть лет назад он был идиотом. О сообщениях и снова о том, что он был идиотом. О подаренном щенке и гребанной розовой ленточке и снова о том, что он был идиотом.

А еще о том, что он больше не позволит причинить себе боль.

- Нацу? – раздался рядом знакомый женский голос.