По ошибке (СИ)

В кофейне стояла непривычная умиротворенная тишина, разбавленная ненавязчивой музыкой и шуршанием страниц книги, которую читала девушка за столиком возле цветов гардений. За стойкой стоял Ромео, который нервно поглядывал на часы, явно кого-то ожидая, и Люси решила, что он ждал ту девушку для которой Нацу на прошлой неделе устроил концерт. Она помнила, как он перебирал струны, смотря ей в глаза, и она помнила, как увидела рушившиеся мосты в его глазах. Она не могла сказать, что это значило, но на какой-то миг ей показалось, будто последние ниточки, которые связывали их, со звоном порвались.

Именно в тот момент Люси приняла для себя решение бороться.

— Спасибо за кофе, — нарушил тишину Нацу.

Люси бросила взгляд на стоявшие между ними аккуратные чашечки. Она не знала, чем руководствовалась, но заказала им обоим ристретто. Возможно, как своеобразную попытку войти в одно и то же русло второй раз. Смешно и глупо. А еще довольно грустно.

Она еще раз обвела взглядом кофейню. Иногда ей казалось, что „Fairy tail“ был ее Иерусалимом. Все дороги, куда бы она не отправилась, как бы не сложилась ее жизнь, и какие бы решения не принимала, вели в эту маленькую кофейню с ароматом свежей выпечки и отменного кофе. Это место было особенным.

— Скорее всего ты не знаешь, но сейчас исполняется моя мечта, — улыбнулась Люси, и на вопросительный взгляд парня проговорила. — Я часто представляла, как при встрече я свожу тебя сюда, в „Fairy tail“, и угощу кофе по своему выбору. Не знаю… Как оплату за те месяцы, когда ты каждый день давал мне советы.

— А я представлял, как при первой встрече угощу тебя кофе собственного приготовления. Думал, как удивлю тебя мастерством, и мы вместе будем смеяться над твоим незадачливым баристой, которому ты „и цвет помады не доверила бы выбрать“.

В словах Нацу звучала насмешка, но Люси могла распознать сквозившую за ней обиду.

— Ты помнишь?

— Я помню все, — без тени улыбки проговорил Нацу.

Неловкость режущими нитями начала растягиваться между ними, и Люси казалось, что одного неправильного слова было достаточно, чтобы это подобие перемирия разрушилось карточным домиком. Она вышагивала по краю, и Нацу мог так же легко встать и уйти, как он позволил ей сделать эту попытку исправить.

Горячие стенки фарфоровой чашки обжигали подушечки пальцев. Люси не отпускала. Эта чашка, одиноко стоявшая перед ней, была ее якорем. Единственным, что будет удерживать ее перед тем, как она сделает свой прыжок.