По ошибке (СИ)

— Я хотела извиниться перед тобой, — неожиданно даже для самой себя выпалила Люси. В ее ушах слова прозвучали подобно грому, хоть в реальности ее услышал лишь человек, которому были они предназначены. Девушка сильнее обхватила чашку. Ногти прошлись по гладким краям, а сердце, готовое выпрыгнуть наружу, пустилось в галоп. — Я долго думала, и поняла, что так и не сказала тебе этих слов. Сегодня, при встрече, я поняла, что это единственное… Что сейчас… Что я не смогу нормально… смотреть на тебя?.. Нет. Смотреть в свое отражение, пока не скажу этого. Я не жду, что ты простишь меня. Но… Я просто хочу, чтобы ты знал, что я действительно прошу прощения. И я сожалею о том, что сделала, — Люси сделала паузу. Солнечные лучи медленно ласкали узоры на столе, а внутри нее все сжалось. Она уже сделала свой прыжок. — Я не пытаюсь себя оправдать, правда, но… Пока ты вновь не появился в моей жизни, я считала себя взрослым, рациональным человеком, который знает, что он хочет от жизни, и добивается этого всеми возможными способами. И отношения… мужчины… Мне казалось, что я выше этого. Не в том смысле, что это не нужно мне, а в том, что… Я считала себя достаточно взрослой, чтобы не допускать глупых ошибок. Обычно я с снисхождением смотрела за своими подругами, которые жаловались мне на мужчин. Они рассказывали о неудачах, о том, какими дурами они были, о ссорах и скандалах, а я просто сидела, пила кофе и думала: „Боже, какая же ты дура“. И всегда, всегда в моих мыслях была четкая уверенность: „Ну, ты-то точно так не лажанешь“, — Люси перевела дыхание. Она не смотрела на Нацу — не хватало духа, но она ощущала на себе его пристальный взгляд, и могла только гадать, что он сейчас думал. — Возраст — это такая странная штука, да? Шесть лет назад, когда я писала то чертово письмо, у меня была эта уверенность, что я все делаю правильно. Мне было девятнадцать, я сидела там, в своей комнате, и у меня ни на секунду не появилось мысли, что я что-то делаю неправильно. Мне казалось, что я серьезно подхожу к этому вопросу, что я достаточно взрослая и ответственная. Что я могу сделать выбор за другого человека, потому что думала, что знаю, что для него будет лучше. Сейчас я вспоминаю себя девятнадцатилетнюю и думаю: „Боже, какой дурой я была“, но при этом сейчас… я поступила точно также, да? До того, как ты вновь приехал, как я начала с тобой общаться, я была уверена, что сейчас-то я повзрослела. Я уже не глупая студентка с завышенным эго, а состоявшийся человек, который может принимать взвешенные решения. Но, на самом деле, ведь практически ничего не изменилось? Я совершила те же самые ошибки, сама даже не понимая, чем руководствовалась. И, знаешь, сейчас я уверена, что встреться мы через десять, двадцать лет, будь мне пятьдесят, шестьдесят или восемьдесят, я бы все равно взяла бы телефон и написала тебе то сообщение. Потому что, какой бы взрослой я не становилась, как бы я ни вела себя с окружающими, что бы обо мне ни говорили и какую бы я не имела репутацию, с тобой… я вновь та девятнадцатилетняя дура, которая совершенно не думает о последствиях. И что самое странное, — Люси подняла голову, наконец, встретившись взглядом с Нацу. — В тот день, когда я прислала тебе первое сообщение, я знала, что я делаю. Это не было помутнением или эмоциями после встречи с тобой, нет. Я делала это осознанно. Я просто хотела вновь поговорить с „Баристой“, не с Нацу Драгнилом, который общался с Люси Хартфилией, а именно с тем „Баристой“, которого знала только „Странная“. И эта потребность была настолько огромной, что… Я прошу прощения за это. Я не должна была скрывать, но с тобой я понимаю, что двадцать пять еще слишком мало, чтобы называть себя взрослым человеком. Что я все еще могу совершать глупые ошибки, наступать на одни и те же грабли. Я человек… Хоть мне и кажется, что и в пятьдесят ничего бы не изменилось, и в твоем присутствии я бы вновь чувствовала себя на девятнадцать.

— Это сложно, — прошептал Нацу. Он не обдумывал слов и не давал времени на то, чтобы она отошла от своего монолога. Но в его тоне был тот оттенок грусти, который говорил больше, чем Люси могла рассчитывать.

„Я бы хотел, но это трудно“.

„Ты важна для меня, но не всегда этого достаточно“.

„Мне потребуется время“.

Иногда Люси думала, что Нацу был единственным человеком, чьи эмоции она могла так легко читать. Даже, еще до того момента, когда она узнала, что он был „Баристой“, каждое движение Нацу, каждое вскользь сказанное слово помогало ей определять, в каком настроении был бариста. Хоть она и не обращала тогда на это внимания.