По особо важным телам

Оставив машину на безопасном удалении от объекта, Ричер с деловой мордой пехотного офицера потопал на задний больничный двор. Точно, у спецуры аврал и бардак! На центральном входе целый Робокоп выставлен, а с тылов, откуда скорее всего можно ждать любого сюрприза — ни души, только медработник какой-то топчется. Стало быть и дорога открыта, и язык из местных имеется…

Медработник оказался толстячком-санитаром в сальном халате. Выскочил явно на перекур, однако своего табака по ночному времени не имел и оглядывался по сторонам с хитрой мордой опытного «стрелка».

— Извиняюсь, закурить не найдется?

Ричер молча достал располовиненный «Кент» раскрыл пальцем, протянул пачку.

— Две бери! На дежурстве?

— Ага! Благодарю!

По словечкам — из городской шпаны, но не местный. Стало быть жаться не будет, все что знает расскажет…

Как и на аэродромном КП, дорогое, по здешним меркам, курево сработало безотказно.

— Слышь, зема! Я со светлодарки приехал. Тут наших хлопцев раненых привезли, командир отправил узнать что и как.

— А, так это твои тут накуролесили? Ну вы там все шизанутые…

— Оба-на! Что случилось?

— Та ты шо! Тут такой шухер был. Сперва на реанимобиле привезли троих военных откуда-то — девку, мужика с простреленным плечом и третьего, у него пуля в животе. И не просто привезли, а с охраной. Это точно твои?

— Мои! Точнее не бывает! — не скрывая радости ответил Ричер. Значит Ласка тоже свалила с аэродрома… Теперь оставалось выяснить судьбу Шульги и, конечно, груза. Ну да ладно, проблемы будем решать по мере их поступления…

— Ох твои и устроили!

— Что такое? Опять нажрались? Так ты скажи, в какой они палате, я быстро разберусь!

— Какая, в жопу, палата!? Девка и раненый двух охранников разоружили, связали и в подсобке заперли, со швабрами и халатами. Никто ничего не знал, пока вторая бригада из ментовки не прибыла. Того, что в реанимации, охранять. Своих не нашли, связи нет, пошли мелким чесом больницу шухерить. Их там и сейчас, шо муравьев.

— Это ж залет, бля! — Ричер, напрягая все свои актерские таланты, как мог, изобразил командирское охренение. — Ну и что дальше было?

— Та не кажи, все как в кино! Поки тех беглых по больнице шукали, они у ментов машину угнали и свалили отсюда… Залет конечно. Не, ну если тебе нужно с их старшим поговорить, так я давай проведу…

— Да не, ну нах. Пусть теперь командир сам разбирается. Я замполит, мое дело маленькое, проверил-доложил… Слушай, я поеду наверное. А ты не говори никому про меня. Бо не отцепятся, до утра заставят протоколы писать… А сигареты — все забирай, брат!

Санитар принял протянутый «Кент» и кивнул, соглашаясь с аргументами собеседника. «Любовь» военных к бумажно-протокольным делам ни для кого не секрет.

— Так, ладно, а с тяжелым там что?

— Прооперировали. Я его сам на МРТ катал. Хирург сказал, что пуля в позвонке застряла, вынимать не рискнул.

— И что МРТ?

— Да хер знает. У нас тут нейрохирург из Киева, волонтер. Так Цыганенко, ну тот, что оперировал, сразу его разбудил. Он посмотрел. Говорит — точно пуля в позвоночнике. Нужно срочно везти на операцию в Киев, а лучше в Днепр, в «Мечку». Они часто осколочно-пулевые оперируют, поэтому там опыта больше. А у нас, сказали, еще дня три, и все пиздец, в лучшем случае ноги отнимутся.

А вот это уже ойбля, подумал, прощаясь, Ричер.

Палату, в которой лежал под аппаратом Еврей, охраняли почище президентских апартаментов. В коридоре толклось четверо, в предбаннике — двое. В сам бокс, отделенный матовым полупрозрачным стеклом, доктора военных не допустили — санитария.

Однако был у постсоветских, даже загранично оснащенных больниц, один небольшой изъян. Минздравы повсеместно не жалели денег на герметичные пластиковые окна, но при этом отчаянно экономили на климат-контроле, так что в наглухо закупоренных маленьких помещениях летом было очень жарко и нечем дышать. По этой причине одну из створок окна реанимационная сестра, чтобы не перегреть больного, оставила приоткрытой.

Именно эта створка медленно потянулась вовнутрь, пропуская в неосвещенный бокс огромную, но при этом совершенно бесшумную тень. Ричер, забравшийся по стене на третий этаж, замер у дальней стены. Чуть постоял, убеждаясь, что вооруженная до зубов охрана кемарит на стульях, и подошел к кровати.

Еврей тихо и ровно дышал. Уши его, казалось, еще больше оттопырились, чем обычно, и стали мутно-прозрачными, словно из воска.

— Держись! — прошептал Ричер, взяв за руку паренька. — Ща мы тут разберемся, и вернемся к тебе…

«Крафтер» оказался не заперт. Старею, подумал Ричер. Угнать местные не угонят, но салон могли обшмонать… Он запрыгнул за руль, вставил ключ и уже собрался заводить машину, как спиной почуял, что в салоне он не один. Ричер медленно и плавно, стараясь не светить силуэтом на фоне лобового стекла, начал наклоняться, типа что-то выронил на пол, одновременно двигая руку к набедренной кобуре. Но через полсекунды выпрямился и громко, с явным облегчением процитировал:

— Говорит он, — вижу я: Лебедь тешится моя!

* * *