По острию любви

Заявилась она уже почти в десять вечера. Злая как чёрт.

— Ты чего такая? — интересуюсь у подруги, наблюдая, как она дёргаными движениями скидывает тонкую кофточку с плеч и снимает босоножки.

— Да у нас одна девчонка уволилась! Никого не предупредила, зараза такая. Вот начальство и стало тусовать нас всех, как игральные карты. Задержали меня, так как Ленка, сучка такая, тут же придумала какую-то больную тётку, к которой ей нужно вот прям срочно, — подруга делает пальцами знак кавычек, расплываясь в ехидной улыбке, — отвезти лекарство.

— Ну, может, у неё действительно кто-то болеет, — на меня кидают скептический взгляд.

— Ага! Вот прям сегодня заболела старушенция, о которой мы все впервые услышали тоже только сегодня. Да и хрен с ней, с этой Ленкой! При случае отыграюсь, — раздражённо шипит Машка, повторно кидая взгляд в сторону закрытой двери зала. — Там?

Ох! Как бы её крики и нравоучения не сделали сегодня только хуже. Машка в силу своего взрывного характера всегда начинала отчитывать Женьку вот в таких вот ситуациях. Тот бычился на неё и начинал огрызаться. Я металась между ними, пытаясь успокоить одну и донести до второго, что подруга всё это говорит только по одной единственной причине — потому что любит его и тоже переживает.

Заканчивалось все это охрипшим голосом Машки, гордым уходом брата в зал и моей головной болью. Пить таблетку от неё, как я обычно это и делала, сегодня мне не хотелось.

Поэтому, делая огромные глаза, рукой показываю подруге, чтобы та шла на кухню. На удивление, та не начинает орать и нестись к брату. Лишь зеркалит форму моих глаз.

— С хера ли?! — беззвучно произносит она губами.

Приходится хватать её за руку и тащить за собой в нужном мне направлении.

— Маш, я с ним поговорила и, по-моему, он серьёзно призадумался, — шепчу тихо, закрывая дверь кухни за нами. — Весь вечер тихий как мышка, домашку быстро сделал и принёс сам мне на проверку. Мне даже напоминать ему не надо было. И видно, что постоянно в каких-то своих думках.

Подруга иронично выгибает бровь и хмуро смотрит на меня, скрещивая руки на груди.

— Начнёшь сейчас на него орать, он стопудово психанёт, и всё вернётся на круги своя, поэтому давай сегодня не по привычному тобой сценарию, хорошо?

— Юлька, да на него не орать тебе надо! — в сердцах бросает подруга. — Его тебе пороть уже надо за то, что он творит!

Я меняюсь в лице, хотя понимаю, что она это сказала без всякого умысла и уж точно не со зла.

— Прости-прости-прости… — Машка подлетает ко мне и обнимает, крепко сжимая. — Ты ж меня знаешь. Ляпну, не подумав о последствиях.

— Да всё нормально, — хриплый голос всё-таки выдаёт меня. — Нас с братом просто иногда триггерит это словечко, ты же знаешь.

Я же поэтому и из дома ушла после девятого класса, переехав в общагу, потому что терпеть порки отчима, который это делал за любую провинность или плохую оценку, не было уже никаких сил.

В шестнадцать лет я не думала, что своим уходом просто перенаправила всю эту агрессию на одиннадцатилетнего ребёнка. Когда мы ещё жили все вместе: отчим, мама, я и брат— первый никогда не бил Женьку. Уж не знаю, почему только я вызывала такой негатив, но с братом он вёл себя в принципе спокойно. Даже учил его каким-то мужским штучкам в виде починки труб под раковиной или розеток.

Именно поэтому я была уверена, что с моим уходом у них всё наладится.

Как оказалось, ничего не наладилось. Спустя несколько лет я узнала, что всё стало намного хуже и страшнее.

— Есть хочешь? — отстраняюсь и улыбаюсь, давая понять Машке, что со мной всё норм.

— Неа, — качает отрицательно головой. — На работе перекусила. Рассказывай, кого наш воинственный парень опять поколотили по какому поводу.

— Да неизвестно, — с досадой произношу, плюхаясь на диван. — Пятнадцатилетние подростки хуже партизан. Даже учительница толком ничего не знает. Ну а Женька, сама понимаешь, молчит. Привычное «больше не буду» и на этом всё.

— А чего тогда такая расстроенная, раз всё как обычно? — Машка садится рядом, внимательно вглядываясь в моё лицо. За три года нашей дружбы она научилась считывать мои эмоции на раз.

— Ольга Алексеевна сказала, что месяц ему на исправление. А если продолжит драться, то… — подруга сама понимает, о чём я умолчала. Чертыхается и тяжело вздыхает.

— А меня ещё сегодня уволили, представляешь? — жалуюсь я.

— Удивительно, что они не сделали этого раньше, — хмыкает невесело подруга.

Вот за что я Машку особенно люблю, так это за её прямоту. Всегда мне говорит правду-матку, какой бы горькой она ни была.

— Поможешь? — умоляюще прошу, хватая её за руки и глядя взглядом преданной собаки.

— Ну а куда я денусь, — бурчит подруга, закатывая глаза. Тут же принимает серьёзный и задумчивый вид. — Есть пару мест, куда требуются люди, но… блин, там зарплата маленькая. Была бы ты одна, другой вопрос, но с Женькой ты на неё не проживёшь. Да и устраивать тебя надо же неофициально.

Вспоминаю её слова, сказанные в коридоре. Ну, те, что кто-то там уволился у неё на работе.