По острому лезвию фортуны (СИ)

— Израиль. Мне не понравился подход наших докторов, и мне показалось, что здесь процесс пойдет быстрее и продуктивнее. Ты не возражала.

— Я была не в сознании.

— Поэтому решения принимал я.

Елена усмехнулась, покачивая головой и думая, в чем состоит причина его порыва помочь ей. Что бы он не делал, какие бы доктора её не лечили, никто не сможет вернуть к жизни уже мертвого человека. Наука тому доказательство, так зачем же стараться… Она снова обернулась к нему, в попытке увидеть ответ в его взгляде, но он был пуст, ничего не выражал. Прикусила губу, опуская голову вниз, на свои босые ноги; понимала, что он возьмет что-то взамен за этот вид из окна. Между ними уже давно образовалось расстояние, неизмеримая пропасть, которую нельзя залатать. Все попытки потрачены, инструментов больше нет, желания тоже. Да и саму пустоту нельзя перекрыть, даже построив мост. Все равно она будет преобладать, а со временем и выстроенное утащит в себя, оставив абсолютное ничего.

— Я принес тебе одежду. Белый — не твой цвет.

— А какой тогда мой? — спросила она, мельком глянув на свою больничную пижаму.

— Черный. Ты ведь в нем утонула, разве нет?

— Я люблю бежевый.

— Темные принцессы не носят светлого. Вот, возьми и переоденься.

Мужчина покрутил пакетом с одеждой перед ней и качнул головой в сторону палаты, желая, чтобы девушка зашла внутрь. Но она не сдвинулась с места, продолжая стоять перед ним в расслабленной позе.

— Я хочу переодеться здесь, — проговорила она, снова прикусив губу.

— Как хочешь, — он ухмыльнулся, бросил пакет на кресло и вышел, не закрыв дверь, но прикрыв выход шторой.

В своей привычной манере все делать медленно, Елена все-таки переоделась в предоставленные ей спортивные штаны и облегающую черную майку. Теплую кофту, шедшую в комплекте со всем этим, она отбросила в сторону. Её грело солнце и здешний климат. И в конце всего она отбросила пакет куда-то в сторону, садясь в удобное мягкое кресло и откидываясь на спинку, подтягивая ноги к себе и закрывая глаза. Закрыть глаза и представить, что рядом ни души, лишь она — иногда это помогает избавиться от тяготящего, своеобразная медитация.

Услышала, как на балкон вошел Деймон. Почувствовала, как он сел в соседнем кресле и как уставился на неё. Знала, о чем он думает, понимала, что сейчас заговорит и задаст тот же вопрос, что и вчера. Боялась, потому что не хотела отвечать, не представляла, как. От этого становилось вдвойне хуже. Но пока он продолжал молчать, просто наблюдая за ней. Ей казалось, что, даря ей ощущение неловкости, он заставит её говорить. А на самом деле он просто пытался понять, смотря на её огрубевшие черты лица за весь прошедшие год, как из девушки-улыбки, которую он знал, она превратилась в одну из тех, кто хочет умереть.

— Поговори со мной, — прошептал он, надеясь на её благосклонность и податливость. Она умела быть разумной, умела быть открытой, и Деймон знал это. Но с тех пор что-то в ней сильно изменилось, будто одну программу сменили на другую, настроив на медленное самоуничтожение. Его просьба прошла сквозь неё, растворившись в морском воздухе.

— Мне казалось, ты заметил, что я не склонна к разговорам.

— А мне казалось, ты поняла, что у меня карт-бланш.

Елена резко повернулась к нему и одарила презрительным взглядом, всё пытаясь понять, в каком же месте оступилась. Не хватило одной таблетки или ошибка зародилась еще давно, когда она впервые посмотрела ему в лицо? Однако тот пылкий пренебрежительный взгляд вдруг сменился растерянным; её губы приоткрылись в недоумении. В его взгляде она увидела озабоченность, сам он сидел напряженным, но, видимо, не замечал этого. Это выглядело абсурдным. Люди, никогда не умевшие проявлять эмоций, не могли научиться делать этого в один момент. Но Елена знала, что сегодня не было пьес и выступлений, а лучший актер театра вышел из своего амплуа циника и самонадеянного эгоиста. Он отложил сценарий в сторону, предлагая ей самое ценное — себя невооруженного. Взамен просил о том же, отложить оружие и быть на равных.

— Спроси меня еще раз, — тихо попросила Елена, обнимая свои подогнутые в колени ноги и прижимаясь к ним подбородком. — Скажи, о чем ты хочешь знать.

— Зачем ты поступила так с собой?

В этот момент Елена поняла, что весь тот проведенный год без него, она все равно была к нему привязана. Осыпая его проклятиями, крича о ненависти в границах своей лишенной нежности квартиры, все возвращалось к нему. Она дорожила им и дорожила его уходом, от каждого периода их отношений взяла понемногу, от «до» и «после». Какое-то время он был смыслом её жизни, центром вселенной, а затем ушел, разрушив выстроившийся мир, оставив груду камня и ничего больше. Так поступают люди, не способные на нежность и ласку. Тогда она поняла смысл той фразы, что всегда повторяла её мать — ничто не вечно.

— Стала тенью, так и не нашла смысл жизни. Все посерело, даже ночные огни перестали искриться, потеряв свое обаяние.

— В том и есть смысл жизни, чтобы всю жизнь его искать*. Ты ведь была одной самых счастливых и вдруг все угасло? Так не бывает, Елена.