По понятиям Лютого

Лезвие топора правильное – узкое и тонкое, а вот сталь дрянная, перекаленная, такую в войске Карадога Косматого называли «болотной» и дела с ней старались не иметь. Сучья для очага рубить, конечно, можно. Даже бревно обтесать, если это не дуб и не лиственница. А вот если угодить в человеческую кость – лезвие застрянет и сломается. Даже хороший удар в лоб такому топору, возможно, не пережить. Хотя обладателю того лба тоже, конечно, не поздоровится. Но против настоящего боевого топора или меча этот кусок железа точно не выстоит, рассыплется в крошки.

Квентин вздохнул, положил инструмент на место. Он даже представить не мог, насколько соскучился по чувству увесистой доброй стали в тренированной руке.

– Сколько просишь?

– За десять ассов, да в хорошие руки, так и быть. – Хитро прищурившись, кузнец в упор рассматривал Квентина. – А руки-то хорошие, это вижу. Только хват военный, не крестьянский. Из солдат, бывший, что ли? – Он неожиданно подмигнул, словно прочел его мысли. – Только у нас в Иудее с оружием строго, сам понимаешь. Мигом окажешься в колодках, а потом на виселице.

Кто-то грубо толкнул Квентина в плечо. Он отшатнулся в сторону, развернулся, готовый бежать или драться – по обстоятельствам. Перед ним, подбоченясь, стоял гладко выбритый молодой патриций – в новенькой белой тоге из тончайшего полотна, красной тунике из вытканной вручную тонкой шерсти и новеньких римских сандалиях на толстой подошве. Он держал под уздцы коня и навьюченного каким-то барахлом ослика. Если бы рядом в этот момент не пролетал жирный овод и «патриций» вдруг не поймал бы его быстрым, знакомым взмахом, а затем не вытер руку о свою шикарную тогу, Квентин его и не узнал бы, наверное.

– Модус?!

– Не узнал названного брата?

Довольный произведенным эффектом, тот расхохотался.

– Но как ты…

– А вот так! Пошли отсюда скорее! – Он заторопился, сунул Квентину повод осла. – Держи, это тебе! – И уверенной походкой направился в сторону городских ворот.

Модуса было действительно не узнать. Исчезла даже его вечно лохматая шевелюра – он подстригся и спрятал остатки волос под расшитую бисером шапочку, какие носят купцы из Армении.

– Подожди! Куда ты? – Квентин попытался сдвинуть с места вдруг заупрямившегося осла. – Надо же хотя бы обговорить всё!

Он намотал повод на кулак, поднатужился – осел протащился несколько шагов, упираясь копытами и оставляя колеи в рыхлой земле, но почувствовав силу, все же пошел. Даже побежал.

– Чем скорее покинем город, тем лучше, – сказал Модус. – У меня все отлично, все рассказы потом. Если что, со стражниками буду говорить я сам, ты, главное, молчи. – Он посмотрел на друга. – И убери эту наглую улыбочку, а то нас точно остановят.

Не остановили. Мытник скользнул равнодушным взглядом по вьюку на спине осла, стража даже не посмотрела в их сторону. Друзей накрыла прохладная тень Дамасских ворот, короткий миг – и вот они уже ступают по твердой как камень дороге, ведущей на северо-запад, в Яффо.

Виноградники, огороды. Обочина была уставлена подводами и башнями из пустых корзин, взад и вперед сновали водоносы с раздутыми мокрыми мехами, на уставленных снедью циновках отдыхали целые семейства.

Они шли молча, пока не миновали пригородные сады и не поднялись на пологий холм, уже одни на дороге. Оглянулись – то ли на свои длинные тени, то ли на свое прошлое. Свет заходящего солнца падал на стену Ирода, подсвечивая многочисленные выбоины и трещины, делая ее похожей на шкуру мертвого дракона, открытая пасть которого – проем Дамасских ворот – была черна и не смогла их удержать острыми зубьями, торчащими под полукруглым сводом. Чуть позже, на закате, массивные деревянные ворота упадут, их острия накрепко вцепятся в землю, прекращая на ночь вход в Ершалаим и выход из него. Но молодых людей это уже не интересовало – они не собирались туда возвращаться.

– Так, теперь рассказывай! – нарушил молчание Квентин. – Ты получил вольную? Зачем так разнарядился? Какие у нас планы? Еще остались деньги?

Модус с удовольствием осмотрел свою одежду.

– Я теперь странствующий лекарь, а если лекарь хорошо одет, значит, и дела у него идут как надо, понял? Денег у нас достаточно – я истратил меньше половины! – Он погладил коня по морде, вставил ногу в стремя и ловко вскочил в седло. – А ближайший план – добраться до Яффы и сесть на корабль! Нам сейчас главное – скорее смыться из Иудеи. Потому что с этой минуты ты – беглый раб. А я – вор, который этого раба присвоил. Если нас схватят – обоих отправят на соляные рудники с вырванными ноздрями.

– Погоди, как это – присвоил? – переспросил Квентин. – Выходит, теперь я твой раб?

– Смотри! – Модус достал из-за пазухи небольшой свиток папируса, развернул его. – Видишь? Это вольная на мое имя, подписанная городским префектом Марцием Пролом и заверенная его печатью. В случае чего я ткну ее под нос любому римскому легионеру, и он отстанет. У тебя такой бумаги нет. Так что пока мы в Иудее – да, ты – мой раб, это единственное, что можно придумать.