По поводу одного духовного концерта

Что же из всего этого следует? Неужели действительно подлежит осуждению то высокое эстетическое наслаждение, которое доставила слушателям в Собрании художественная музыка Чайковского? – Неужели и вправду это грех или преступление? Ни то, ни другое, да нет даже и надобности в постановке такого вопроса. Пусть само по себе, по существу, оно не заключает в себе ничего противного ни религии, ни учению церкви, – но есть другая сторона дела, именно та, на которую указывает апостол истинной христианской свободы, Павел. «Все мне позволено, – говорит он, – но ничто не должно обладать мною»; все мне позволено, «ничтоже скверно само собою», но «блюдите, дабы сия свобода ваша не послужила преткновением немощным». Нет греха ни в какой пище, но если она соблазняет брата моего, «не имам ясти мяса вовеки, да не соблазню брата моего!..» Здесь уже не только снисхождение, а свободное действие братской любви, уравнивающей мощного с «немощным», уважение, признание прав чужой совести. Вот чем должны определяться отношения так называемой интеллигенции к тем народным массам, которые она, противопоставляя себе, отчисляет в разряд «неинтеллигентных»… Но так способны поступать люди лишь истинно свободные и истинно просвещенные. То ли мы видим у нас? Наши «либералы» и «демократы» много глагольствуют о гуманности, ратуют за материальные интересы народа с горячностью, подчас даже вполне искреннею (причем, однако, справляются не столько с действительными народными потребностями, сколько с учебниками и кодексами излюбленных ими новейших экономических или социалистических доктрин), но в грош не ставят именно того, что для русского народа святее и дороже всяких вещественных прибылей и выгод. И не для одного простонародья оно святее, дороже всего, но и для значительной части русского общества. Знает ли та, сравнительно с массою остальных небольшая кучка, гордо величающая себя «интеллигенцией», знает ли она, что к разряду «униженных и оскорбленных» в России принадлежат, благодаря ей, именно люди, искренно верующие и чтущие «отеческие обычаи»?

Не в политическом или социальном смысле, не вещественным образом они оскорблены и унижены, а именно тем, что в области высшего общественного умственного авторитета, располагающего орудиями публичного слова, безгранично, обаятельно властвующего над умами, руководящего (хотя бы и не всегда официально) воспитанием молодых поколений, они встречают, они слышат лишь презрение и глумление к самым возвышенным своим верованиям, к самым заветным стремлениям. Да, они угнетены, они придавлены в самом святом своем чувстве постоянным страхом обиды, ложным стыдом наглой насмешки, обвинениями в отсталости, в невежестве, в обскурантизме… Мы, конечно, разумеем здесь тех скромных, простосердечных, а потому и робких, то громадное большинство, которое привыкло смиренно безмолвствовать, сознавая себя вполне безоружным пред всеоружием пера и слова так называемой интеллигенции. Нам возразят, что им за то предоставляется могучая опора внешней власти… Но кто же из них не сознает, что в сфере духовной такая опора не столько поддерживает, сколько роняет достоинство истины? Самое то, что протест «Старого священнослужителя» едва ли бы нашел себе место в какой-либо иной газете, кроме «Руси», тогда как нахальное глумление иудея над выражением чувства, общего священнослужителю со всем верующим русским народом, с отверстыми объятиями встречено органом «либеральной» «прогрессистской печати», претендующей в то же время на демократизм, не характеристическое ли это явление? В самом деле, кому оказано предпочтение пред русским народом, в чью угоду, ради чего и кого нанесено оскорбление его совести хоть бы концертом 18 декабря да и множеством подобных случаев, например разрешением давать театральные зрелища Великим постом на государственных театрах? Ради лишнего эстетического или, вернее, светско-суетного услаждения меньшинства – «господ»… Так, а не иначе полагает народ.

Попробуйте заступиться за права угнетенного большинства… «Что нам за дело до грубого мужичьего благочестия, – услышится в той или другой форме ответ, – мы не народ, мы публика, мы интеллигенция, нашему нраву не препятствуй, – мы на то „либералы“; другими словами: „Мы – господа! Господа – мы!“».