По поводу одной машины

Марианна поворачивается к Амелии спиной. Раз она плохо обошлась с Сальваторе, то теперь так же обойдется с Амелией — чтобы никому не было обидно. Правильно? Кроме того, когда девчонки ходят вдвоем, они превращаются в куриц. Вернее, в квочек. Марианна протиснулась в свободный уголок между кондуктором и первым сиденьем. Прислонилась лбом к стеклу.

А Амелия все не отстает:

— Если хочешь знать, он совершенно не в моем вкусе. Я люблю светлых блондинов. Ты «Викинги» смотрела?

Как приятно холодит лоб. Одни мысли от этого вовсе исчезают, другие проясняются. Трамвай останавливается у светофора. Сквозь прозрачный экран окна в серожелтом дыму тумана мерцают фары машин, светятся красные, оранжевые, белые огни, сигнальные лампочки. Сколько их! И столько же с той стороны, готовых ринуться дальше. Рядом с трамваем, возле центральной двери, впритирку к ней, тарахтит мотороллер. Неужели это он? Ну конечно! Без шапки — значит, он. Когда дали зеленый свет, он не вырвался вперед, а, притормаживая ногами, поехал сначала медленно-медленно, потом чуть быстрее, стараясь не перегнать трамвая. И так все время: вместе с трамваем убыстряет и замедляет ход, делает остановку, снова трогается. Все это спокойно, точно, будто припаивает оборвавшуюся проволоку на «Авангарде». Издали он похож на старушку, потому что волосы у него совсем заиндевели, от висков до затылка. В седле он держится прямо, как карабинер на коне. Мотороллер, зажатый коленями, тоже напоминает скакуна. Останавливаясь (когда останавливается трамвай), он секунды три-четыре, а может и все пять удерживает равновесие, потом — раз! — выбрасывает ноги в стороны, упирается в землю и застывает на месте. Трогаясь в путь, проделывает то же самое в обратном порядке: раз! — убирает ноги, по-лягушечьи сгибает их в коленях, плотно охватывает мотороллер, минуты три-четыре удерживает равновесие, затем выжимает сцепление и — пошел!

Амелия: — Ну мне пора. Я на следующей выхожу.

Действительно, на следующей остановке Амелия, сухонькая, как стрекоза, помахала рукой, выскочила и — вот неожиданность, — очутилась перед самым носом мотороллера. Сделав удивленную гримаску и махнув на американский манер, она пошла потихоньку прочь, покачивая несуществующими бедрами. Какая нашлась скромница! Светлые блондины ей нравятся, видите ли! А он чего смотрит? Ехал бы за ней. Конечно, Амелия — девчонка неказистая, но ему наплевать. Было бы кого посадить на заднее сиденье. Ведь он только об этом и мечтает.

На следующей остановке Марианне сходить.

Господи, неужели не успею… Если не выберусь, завезут до конечной. Он обязательно решит, что я нарочно. Чтобы отвез меня обратно. Ну, конечно, влипла: поперек дороги — толстуха, а там этот приставала… Черт бы его побрал вместе с его мотороллером! Надо же сказать про такого, будто он первый никогда не полезет, ждет, чтобы женщина сама обратила на него внимание! Как же! Будет он дожидаться. Впрочем, надо серьезно подумать… Нет, ничего такого не было — ни сегодня, ни вчера, ни на прошлой неделе, ни в цеху, ни в столовой.

Пробраться к выходу так и не удалось. Трамвай проскрежетал, притормозил, дрогнул, остановился. Марианна бросает на кондуктора взгляд, который мог бы тронуть истукана.

— Извините, я… плохо себя чувствую. Позвольте, я сойду с задней площадки. Прошу вас…

Кондуктор — толстощекий, пышущий здоровьем, жизнерадостный человек — сдвигает фуражку на затылок, из-под нее вылезает растрепанный иссиня-черный чуб; почесывая его, он показывает пальцем назад:

— Этот? На мотороллере?

Марианна готова провалиться сквозь землю. Входят пассажиры, задняя площадка запружена.

Кондуктор: — Вот доедем до конечной, я ему выдам как следует. Сказать, чтобы отчаливал?

Спрыгнув на мостовую, Марианна, все еще красная, смущенная, остановилась между трамвайной линией и тротуаром. Мотороллер вырвался метров на пять вперед, Сальваторе смотрит вдаль и что-то насвистывает. Во всяком случае, сложил губы трубочкой, как будто свистит. Вот дурак! Взял бы себе Амелию, у нее бедра как раз для такого седла, как у «ламбретты». Двери трамвая закрываются: сначала передняя, потом средняя, потом задняя. Неплохая сцена разыграется на конечной остановке: подъедет весь белый, как в парике; брови заиндевели, лицо обветрело, посинело. А из окна трамвая высунется этот толстощекий кондуктор… Только она приготовилась крикнуть «Сальваторе!», как трамвай тронулся… Сальваторе убрал ноги — раз! — по-лягушечьи согнул их, приник к рулю и пошел вровень с трамваем.

Марианна пожала плечами. Ну и пусть! Он же любит гонять по городу. И миланский туман ему нравится.

XV