По поводу одной машины

Вот она, эта машина, которую называют по-американски «Vanguard» — «Авангард». Она установлена в отдельном зале, облицованном светлой плиткой и отгороженном от цеха «Г-3» несколькими столбами. Места для нее не пожалели. Сколько таких машин уместилось бы в этом зале? Три? Четыре? Козырек из небьющегося стекла отбрасывает на машину снопы белого света. Блестит покрытая эмалью поверхность; сквозь прорезь в кожухе видны заполненные до отказа катушки; на приемном барабане всего несколько витков, два-три, не больше; по всему видно, что машину только что наладили, подготовили к пуску. Внушает ли она страх? Скорее не страх, а робость.

Марианна ходит, ходит вокруг нее. Смотрит то на нее, то на свои руки, прижимающие к животу сумочку. Берти следует по пятам.

— А ведь проще этой машины нет, во всяком случае у нас, в «Г-3». Работать на ней — пара пустяков. Зеленая кнопка — пуск. Красная кнопка — стоп. Рычажок — вон тот, что рядом с тобой, — для резкой остановки. Его отводят в случае обрыва проволоки. Если б не эти обрывы, знаешь что я бы тебе посоветовал? Запусти свой «Авангард» и иди себе, гуляй по набережной, пока не подоспеет время менять катушки. Видишь прорезь? Она как раз для того и служит, чтобы определять, нет ли обрыва: когда проволока обрывается, слышно, как конец бьет по щитку: тик-тик-тик-тик… Надо смотреть в оба, иначе кабель, которому полагается быть, предположим, шестижильным, получится пятижильным. Ты на оба уха хорошо слышишь?

— Думаю, что да. Слышу.

— Я знал одного парня из Марке (его уже нет в живых), так у него одно ухо, правое, было наподобие радара, а на другое он был глух, как тетерев. В конце концов попал под трамвай: налетел на него слева. Ну-ка, слышишь?

Он снял с руки часы и поднес к правому уху Марианны.

— Только, пожалуйста, без вранья! Слышишь?

— Да.

— А этим ухом?

— Тоже.

— Итак, обнаружив обрыв, берешь оборванный конец проволоки и, хорошенько натянув его, вгоняешь вот сюда, в повив. Предварительно выключив мотор, разумеется. То есть, дождавшись, когда машина полностью остановится, чтобы можно было залезть в прорезь… — После небольшой паузы, заспешив — После чего вызываешь сварщика. Тебе повезло — он у нас красивый парень. По крайней мере так считают твои товарки. Они говорят, что взгляд у него пронзительный. Так на чем, бишь, мы остановились?

— Вызываю сварщика.

— Прекрасно. Предположим, что он приварил концы проволоки и ушел. Нажимаешь на зеленую кнопку и — пошло! Каждые сорок-пятьдесят минут надо менять катушки. Приподнимаешь защелку, снимаешь пустую катушку, вставляешь полную, опускаешь защелку. Но скачала хорошенько удостоверься, что машина окончательно остановилась… что ничто не двигается…

После еще одной паузы, еще более торопливо:

— Для тяжелых катушек пользуешься домкратом. Вот это называется домкрат. Материалы доставляет Маркантонио. Его фамилия Инверницци. Тот самый, который разъезжает на мотокаре «Форклифт», ты его видела. Он меняет катушки, когда они заполняются или когда меняется режим работы. Вот я и познакомил тебя с твоими помощниками.

— А что еще?

— Больше ничего. Ей-богу, ничего!

Марианна продолжает расхаживать вокруг машины. Обошла два раза. Остановилась. Встала перед пультом управления.

— Значит, надавить…

— Нажать…

— На эту пуговицу…

— Кнопку…

— Нажать на кнопку…

— И — поехала! Со скоростью сто километров в час. Кроме шуток, легкого кабеля за час получается один и шесть десятых, а то и семь десятых километра. Когда испытывали, так и было, ей-богу! Да и потом тоже, пока не… пока она работала. Тебя как звать?

— Колли, Марианна.

Он встает рядом с ней, подносит указательный палец к пульту управления.

— Ну так как, Марианна? Хочешь, я нажму на эту кнопку? Или не надо? Решай, чего молчишь?

— А та девушка, которая здесь работала…

— Не девушка, а замужняя женщина. Уже в летах.

— …почему она ушла?..

И, вскинув голову, не крикнула со злостью, как хотелось бы, а всхлипнула сухим горлом:

— Да что вы надо мной издеваетесь? Все обманываете и обманываете!

Рука Берти падает вниз, снова поднимается и снова бессильно падает, и так несколько раз. Голубые глаза его еще больше затуманились.

— Какой же я дурак, ей-богу! Этот гадюка Рибакки ничего тебе не сказал… Не сказал даже, что… Боже мой! — спохватывается Берти. — Вдруг он узнает, что я обозвал его гадюкой…

Марианна встает к «Авангарду» спиной и, секунду поколебавшись, делает шаг вперед. Берти хватает ее за локоть. Схватил и тотчас отпустил.

— Э-э, нет! Хочешь уйти — воля твоя. Но оскорбить меня, назвать обманщиком и уйти, оставив в дураках, не позволю! — горячится он.

— Я хочу домой.

— Ладно, ладно! Но зачем же убегать, не зная, от чего бежишь?

Он умолкает. Чувствует, что сопротивление ее не сломлено, но она все же его выслушает. А потом пусть уходит.