По правилам и без (СИ)

— Да, все время забываю, что ты не из тех, кому приходится объяснять все по несколько раз, — Воронцов улыбнулся, а потом неожиданно посерьезнел. — Тебе, наверно, стоит узнать хоть что-то о том, что произошло пять лет назад. Тем более что Алексей с этим всем тоже связан, причем гораздо сильнее, чем ты думаешь. Ты же знаешь, что он работал на моего отца, причем был довольно приближенным. Да еще и очень умный программист, который вполне может помогать с информационными следами… впрочем, начну с начала.

Новиков всегда ненавидел отца и использовал любую возможность подгадить ему — это ты должна знать и понимать. А однажды он познакомился с Машей, при этом не зная, чья она невестка. Она была удивительной женщиной, такой, о какой мечтают многие: добрая, нежная, хрупкая, но с внутренним стержнем, делающим ее на удивление сильной. И со всеми, будь то хоть бродяга, хоть миллиардер, вежливая, милая. Новиков как раз только развелся с женой, той еще стервой, и этот резкий контраст покорил его. Но, может быть, все бы и обошлось, но он узнал, с кем милая Машенька связана. И это стало уже не просто праздным интересом к женщине — это стало для него манией. Отобрать любимую невестку, через нее получить влияние на любимого внука — и начать контролировать отца. Только вот он просчитался: Костя, несмотря на внешнюю холодность, все равно получал всю Машину любовь, и она даже помыслить не могла о том, чтобы лишь посмотреть на другого. Тогда Ной перешел сначала к грубым предупреждениям, а позже — к угрозам. Он бы не оставил в покое ни Машу, ни Диму, да еще и как раз в это время… впрочем, это уже не столь важно. Он готов был на все, даже на самые крайние меры. И на крайние меры пришлось идти нам. И единственным путем было заставить исчезнуть саму причину. Но просто спрятать Машу было бы полумерой. Поэтому пришлось разыграть ее смерть, а саму ее увезти как можно дальше, где она стала жить затворницей по поддельным документам. Большинство «командировок», в которые уезжает Костя, он проводит с ней.

А что касается твоего отца, то он помог утрясти все с документами и отчетами, очень помог. Да и нечестно было бы обманывать его, они с Машей были очень близки, почти как брат и сестра.

— А обманывать Диму было честно?.. — тихо, почти шепотом спросила я. Встала как-то совсем резко: — Я пойду, наверно. Спасибо, что объяснил. И…

И, знаешь, вы все поступили просто ужасно. У вас есть оправдания, даже веские, но факта это не меняет. Он точно будет презирать и своего отца, и тебя, и моего папу… и, черт побери, ты видел, как он на меня посмотрел! Ты сам говорил однажды, что это будет форменным предательством. Для него это так, на самом деле так.

— И позвони, когда узнаешь хоть что-нибудь о Диме.

Кирилл кивнул как-то горько и молча проводил меня до двери.

О том, что мама потребует объяснений, где ее дочь шляется в восемь вечера, я задумалась только на своей лестничной площадке, да и то как-то вскользь, не придавая должного значения.

Окна на седьмом этаже соседнего дома, симметричные моим, были темными, а стоящей у подъезда, когда я уходила, машины Константина Викторовича не было.

А дома не было мамы. Это я поняла, еще когда не увидела ее сапог, но надеялась, что просто не заметила, устала, или она их куда-то убрала… Но в зале сидел только Шекспир, что особенно иронично, с томом произведений великого британского драматурга.

— Где мама? — с ходу спросила я, вперив в мужчину серьезно-требовательный взгляд.

— Рита, порядочным девушкам давно пора быть дома, — отложив книгу, чуть улыбнулся он.

— А я, значит, не порядочная, — огрызнулась я, еще больше хмурясь: — Где мама?!

— Спит, — пожав плечами, после почти минуты молчания ответил Шекспир. — Просто не здесь и благодаря снотворному, но пока она в полной безопасности, — «пока» он выделил особенной интонацией, от которой меня передернуло.

— И от чего зависит… ее безопасность?

— От исхода нашего с тобой разговора. Так что проходи, присаживайся, можешь налить нам чаю.

Я послушно села, при этом не пытаясь скрыть гнева и презрения по отношению к человеку, который ведет себя в моем доме, словно хозяин. Тот в ответ на мой взгляд лишь улыбнулся уголками губ, и эта его улыбка была самой пугающей из всех, что мне довелось видеть раньше.

— И мне бы хотелось узнать, о чем таком ты беседовала с Кириллом Воронцовым, что его племянник уже через пять минут выбежал злой и потерянный?

Я побледнела: получалось, что Шекспир следил за мной? Только ли сегодня, или все время? И теперь он хочет, чтобы я рассказала ему то, что сегодня узнала?

— Можешь не отвечать сама, — заметив растерянность на моем лице, снисходительно разрешил он. — Используй звонок другу, если хочешь. Буду только рад увидеть Диму снова, — а в глазах — подтекст: «Звони ему, иначе пожалеешь».

— Сволочь, — прошипела я, на что мужчина лишь рассмеялся. Только этот смех отчего-то отбил у меня желание снова его оскорблять.