– Пить хочешь? Про есть не спрашиваю…
Да уж, при мысли о еде мне становится совсем дурно.
– Воды можно, – решаю я поэксплуатировать Ящера, раз выдалась такая возможность.
Денис не мелочится. Он достал с верхней полки графин и сервировал мне тумбочку возле кровати.
– Сейчас доставку привезут, я дождусь, – говорит, а сам на меня не смотрит. Если его взгляд падает на меня, желваки на его скулах начинают ходить.
Я все жду, когда он примется меня распекать, но то ли передумал, то ли решил понял, что умного ничего не скажет.
У него вообще с мозгами беда. Одумался он. А о чем думал до этого? Почему не сказал? Теперь и не скажет. За меня все решил. Значит, не сильно-то и задумывался. Слезы подступают к глазам.
– Ты чего, Ксюнь? – замечает мою мокроту Гордеев. – Болит? Где?
Болит. Еще как болит. Идиот. Проваливай в свою Москву!
Только посиди со мной еще…
– Прошло уже, – шмыгаю я.
Мне становится себя жалко.
Из кресла, на которое Денис бросил мою сумку, раздается звонок мобильника.
– Дать?
– Угу, – а то вдруг мама.
Он достает телефон, вижу его мельком брошенный на экран взгляд, и трубку мне передать не спешат.
– Ну давай сюда, – канючу я.
Помедлив, Гордеев все же отдает мне мобильник. Звонит Арзамасов.
Вон чего у нас зубы скрипят. Ясно. Да, теперь я могу отвечать на его звонки, и встречаться, и к Лешке ездить, и вообще на свидание с ним пойду, если позовет!
– Алло?
– Ксения? Ксюша, здравствуйте! Хотел уточнить, сможете на консультацию подойти завтра?
– Завтра? Вряд ли… Я немного приболела, но можно по скайпу…
– Приболела? Что-нибудь нужно? Я на машине быстро привезу.
Гордеев, которому прекрасно слышно весь разговор, выходит из комнаты. «Консультация, блядь, у него!» – шипит он.
Его откровенная злость бальзамом проливается на мое раненое самолюбие. А нечего. Все. Мы в расчете.
– Нет, спасибо, – максимально нежно отвечаю я. – У меня все есть. Давайте я вам завтра напишу.
В коридоре становится тихо.
Но окончание моего разговора и прощание с Константином тонут в звонке домофона.
– Лежи, – заглядывает в комнату Денис и максимально громко озвучивает: – Я сам все сделаю.
От Арзамосова я уже отсоединилась, но последняя реплика явно предназначалась ему.
Появление курьера вновь вносит суету. Моются фрукты, нарезается лимон, чтобы быть добавленным в графин, раскладываются лекарства, поправляется подушка.
Когда все видимые дела переделаны, говорю ему:
– Дверь захлопывается.
– Выгоняешь? – серьезно смотрит на меня.
– Посиди со мной, пока я не усну, – наступив, собственной гордости на горло, прошу я. Плевать какие у него там дела. Мне плохо. А, когда он уйдет, станет совсем погано.
– Если ты пообещаешь мне никогда так больше не делать, – веско говорит Гордеев.
– Обещаю, – это легко. Я ж и в этот раз не собиралась. Оно само как-то вышло. – А что это было? Я так понимаю, эту тыкву столкнули…
Денис устраивается на моей постели в ногах. Уставившись в одну точку, он механически поглаживает мое колено, укрытое пледом.
– У Миши, видать, вообще кукуха поехала. Ольга его бросила. Ну как бросила. Сказала, что подает на развод. Я думаю, она б вернулась. Но Миха решил устранить конкурента. Идиотизм. Как будто Ольгу первый день знает. Если убивать всех мужиков, с которыми она спит, город можно выкосить. Раньше, он не дергался.
А мне понятно, почему конвульсия случилась. Потому что все остальные как раз этими конкурентами не были, а Гордеев был. И Михаил это знал. Но вообще, это что у человека в голове должно было происходить, чтоб пойти на преступление? Не отморозок же. А если бы я не успела? Он бы сел. Проще грохнуть Ольгу, но я, конечно, пристрастна.
– Его Макс уже забрал. От меня подальше. Сама решишь, заводить дело или нет. Ну у Миши в городе перспектив больше нет. Такое не прощают.
На последних словах пальцы его на моей ноге сжимаются, мне почти больно, но я не вякаю.
– Спи, Ксюш. Больше никто тебя не обидит.
Денис замолкает, и мы слушаем, как громко тикает будильник. Бороться со сном мне не удается, и я проваливаюсь в сон.
Никто не обидит. Никто, кроме тебя, да, Денис?
Глава 47
Несколько следующих дней я почти полностью провожу в постели.
Общая разбитость, настроение на нуле, слезливость.
В довершении всего у меня под глазами проступают несказанно выразительные синяки. Поэтому, даже когда легчает, я отсиживаюсь дома.
Подружки звонят, Арзамасов.
Один раз звонил Лютаев, на заднем фоне слышались сыплющиеся из Карины вопросы о моем самочувствии. Даже Коля звонил уточнить, не нужно ли чего еще заказать.
Ничего не нужно. Кухня забита фруктами, соками, рыбой, икрой.
Мама, вернувшаяся в тот день с работы, открыв холодильник обомлела.
– Ксюш, ты кого-то ограбила? – ошарашенное лицо показывается в дверном проеме моей комнаты и тут же бледнеет. – Что случилось?
– Мам, все в порядке, – вскидываюсь я, видя, как мама покачнулась, но в голову сразу ударяет тупая боль. Я морщусь: – Не совсем, но ничего страшного. Несчастный случай. С крыши упал декор и попал мне на голову.
Звучит, как дебильная отмазка второклассника, которого предупреждали не гулять под сосульками.