Про раздевалку типа барака я уже рассказывал. Когда я в первый раз ее увидел, спросил у испанцев:
— У вас что, война тут недавно была? Бомбардировки?
Особенно контрастно эта раздевалка смотрелась на фоне шикарных автомобилей, на которых игроки приезжали тренироваться. Представляете «порше» на фоне убогой и обшарпанной халупки? А один парень пришел после тренировки и не обнаружил своей машины — угнали. Что удивляться: охраны-то и в помине не было.
О тренировочном поле тоже стоит сказать отдельно — учитывая дождливый климат Галисии, порой заниматься приходилось по колено в грязи. Думал тогда:
«Елки-палки, ну как тут вообще можно играть, когда для подготовки созданы такие условия»? Тем не менее я терпел и особенных претензий не высказывал. Все-таки у меня еще не было статуса звезды. Я был просто хорошим футболистом, новичком, от которого чего-то ждут.
Сама команда оказалась не менее «замечательной». В Испании, как выяснилось, ее уже давно называли «лифт» — за то, что она постоянно курсировала из одного дивизиона в другой. В первые месяцы я пребывал в настоящем унынии.
Пусть меня все устраивало в бытовом плане. Предоставили хороший дом, рядом с морем, куда я сразу перевез семью. Но ведь я — футболист, для меня главное — игра. А с ней у «Сельты» дела обстояли не самым лучшим образом.
В раздевалке игроки наперебой кричали, что всех порвут. А выходили на игру — и сразу же замолкали и опускали головы. Никто не хотел открываться и получать мяч. Я бегал, рвал жилы, пытался забивать, но что можно было сделать, когда мы тут же пропускали два мяча в свои ворота? У игроков не было класса. И ты хоть в лепешку разбейся, а в одиночку ничего не сделаешь.
Ребята же были довольны одним тем, что играют. Высоких целей перед ними никто не ставил. И выступали они соответствующим образом: как придется. Тренировались тоже спустя рукава. Да и тренер, Фернандо Кастро, был под стать команде — без имени, без достижений. Звезд с неба он не хватал и работал за копейки. В Испании его по большому счету никто не уважал.
Меня, понятное дело, такое положение вещей совсем не устраивало. Первый год превратился в сплошную борьбу. Я не хотел мириться с тем, что видел. Порой даже с тренировок уходил. Видел, что тренер очень многое делает не так, как нужно, А когда я пытался обращать его внимание на некоторые вещи, он надувал губы:
— Раз такой умный, занимайся один, так, как хочешь.
— Ладно, спасибо, тогда я пойду, — отвечал я. И уходил.
Злило меня и то что тренер иногда ставил меня на тренировках не на моем любимом месте, где я мог принести команде максимум пользы, а на краю полузащиты.
— Зачем такие эксперименты? — удивлялся я. На что следовал ответ:
— Я тренер, я и решаю.
Ладно — подчинялся. На тренировках стоял себе на бровке, причем мяча почти не получал. У ребят игра шла по принципу: вперед-назад. С видением поля и тактическим мышлением у многих были проблемы. Тогда я разворачивался и уходил: «Парни, если не собираетесь отдавать мне передачи, я лучше в раздевалку пойду». Мое недоумение копилось с каждой неделей. В итоге все вылилось в грандиозный конфликт, который случился в Хихоне, где мы встречались с местным «Спортингом». О нем расскажу чуть ниже.
До этого мы проиграли несколько матчей подряд. Самое удивительное, эти встречи развивались по похожему сценарию. В первом тайме мы открывали счет, а затем соперник забивал нам два-три мяча и побеждал. Голы же, как правило, пропускали из-за элементарных, детских ошибок в обороне. Сзади стояли пять «столбов»-защитников, кто-то на ровном месте терял мяч, и после этого парочка нападающих соперника моментально подхватывала его, обыгрывалась и забивала гол. А ответить уже не получалось. Я бесился:
— Вы что, специально все это делаете? Почему нельзя заранее просчитать варианты? А как вы играете в атаке? Почему нельзя отдать элементарный пас партнеру, который находится в десяти метрах от тебя, и побежать открываться в свободную зону? Почему в раздевалке вы все рвете глотки, а выходите на поле — и никто никому не подсказывает?
Понятно, многим мои претензии не нравились. Далеко не ветеран по футбольным меркам, да еще и новичок — и «учит их жизни». Некоторые начали закулисную возню в отношении меня. Мол, зачем нам этот баламут?
Но я не боялся. Знал, что на поле я выполнял свою работу так, как никто другой. Я и на тренировках выкладывался до последнего, хотя многое мне не нравилось, и в игре мог показать пример партнерам. А другим было все равно.
Я начал открыто высказываться на эту тему в прессе. Прямо говорил обо всем — и о команде, и об условиях для занятий. Как можно было молчать, когда мы выходили на тренировочное поле и я видел там «лепешки» от коров или каких-то других «крупнорогатых» животных? Когда я приходил в раздевалку и там не было горячей воды?
— Как же так? — вспыхивал я. А местные в ответ возмущались:
— Что он выступает? Кто он такой?
Мол, пришел в наш огород и что-то тут пытается переделать. Я отвечал: