По путевке комсомольской

К станичной площади со всех сторон стали подходить пережившие панику малодельцы. Вот показался и дом ревкома, на крыльце которого сидел Гребенников и о чем-то распрашивал двух малодельских стариков, которые не уезжали с нами.

Я подъезжал к ревкому неторопливо, с чувством некоторой досады: упустил случай отличиться - белобандиты скрылись безнаказанно в лесу. Необычным было только то, что одностаничники как-то уж очень подчеркнуто освобождали мне путь к ревкому и по-доброму, тепло улыбались, сопровождая репликами:

- Молодец, Коля!

- Молодец, Соколов!

- Вот это хлопец!

Увидев меня, Григорий Иванович прервал разговор, встал и не без некоторой торжественности в голосе громко сказал:

- А ну-ка слезай, именинник!

Я соскочил с коня и подошел к Гребенникову.

- Молодец, Николай! Не ожидал от тебя такой прыти. Вон ты, оказывается, какой! - И уже обращаясь ко всем казакам добавил: - Вот вам, товарищи, и комсомол, москали!… Прислали только троих, а сколько дел успели натворить! А? Молодежь нашу узнать нельзя! Эх, если таких молодцов - да с десяточек бы! Всю станицу вывернули бы. - Потом обернулся ко мне: - Спасибо, Николай. Ты нам как родной теперь…

С этими словами предревкома схватил меня за плечи, подтянул к себе и, по-отцовски обняв, поцеловал.

- Ну как? Примем его в казаки? А? - Григорий Иванович обратился снова к станичникам. - И он с нами не пропадет, да и мы с таким тоже, пожалуй, в накладе не останемся!

- Примем!… Хорош!… Годится!… Молодец! - послышалось в ответ.

- И женим на казачке! - крикнул кто-то издалека, вызвав всеобщее оживление.

Гребенников помолчал немного и, как будто вспомнив что-то важное, сказал:

- А знаешь, Николай, ты ведь и собственного коня заработал. Тут нам целый табун достался - пяток неплохих [67] лошадок. Можешь отобрать любую. Или своего оставишь?

Еще и не видя трофейных лошадей, я уже считал своего Гнедка самым лучшим, ведь он теперь стал для меня настоящим другом. Не задумываясь, я ответил:

- Нет, уж лучше Гнедок. Он теперь как родной мне.

Оказывается, убегая в панике, белые оставили на привязи пять хороших, прекрасно экипированных дончаков. Хотя это было и немного, но зато очень кстати: ведь это пятеро новых всадников. В переметных сумках помимо хлеба, сала, нательного белья и винтовочных патронов были найдены и награбленные вещи: женские платки, золотые обручальные кольца, Георгиевские кресты первой и второй степени. В одной из сумок обнаружили даже золотой портсигар с какой-то надписью на французском языке.

Как выяснилось, белогвардейцы появились в станице буквально в час нашего отхода - видимо, были хорошо осведомлены, поэтому въехали в Малодельскую без промедления. Их было девять человек - двое раздорских, один из хутора Орловского и еще один из Сухого; остальных старики не опознали. Назвались они представителями свободного Войска Донского - звучало это, конечно, лучше, чем, например, самсоновцы, повстанцы или деникинцы. Прибыли они в станицу якобы предупредить, что, пока будет назначен станичный атаман, все должны сохранять порядок, но главное - если в станице появится кто-либо из красных или кто-нибудь из местных будет вести большевистскую агитацию, необходимо немедленно сообщать в Михайловку. За помощь красным, сочувствие им или иные действия против свободного Войска Донского любого ожидает виселица или расстрел. Особенно это относилось к малодельцам, сергиевцам, березовцам, которые по заявлению беляков прославились своим сочувствием большевикам.

Пожалуй, самым главным для нас явились сведения о том, что вслед за Михайловкой части деникинской армии взяли Филоновскую и подошли уже к Урюпинску и Поворино. Они совпадали с уже имевшимися у нас данными и подтверждали, что основные направления движения белой армии прошли мимо наших станиц, а это, в свою очередь, давало основание предполагать, что едва ли нас будут преследовать по пятам регулярные части деникинцев, не предвиделось и наличия в округе крупных сил самсоновских повстанцев. [68]

Впоследствии я поинтересовался, почему же Гребенников не начал атаки тотчас после взрыва гранаты, как было условлено. Оказалось, все перепутали якобы мы, сами исполнители сигнала. Григорий Иванович убеждал, что по его указанию атака должна была начаться после броска второй гранаты. Совершенно случайно оно так и получилось, но… взрыв гранаты произошел уже в самой станице и совсем по другому поводу. И случилось все так, как якобы было задумано. Второй взрыв уж наверняка привлек бы к нам внимание белогвардцейцев, и победа могла достаться малодельцам не такой простой ценой.

Итак, мы снова уходили из ставшей мне родной станицы. На этот раз я оставлял ее уже на очень долгое время. Снова я побываю в Малодельской только через 23 года, в лихую годину Сталинградской битвы…