По путевке комсомольской

Действительно, рано утром 20 августа тамбовчане проснулись уже в оставленном белоказаками городе. Я вернулся в госпиталь вместе с Лидусей. Наши потери оказались небольшие: один командир батальона и два политработника. Что с ними случилось, благополучно ли они бежали из города, вернулись ли в свои части или были схвачены белогвардейцами и расстреляны - оставалось неизвестным.

Всего сутки я пробыл еще в Тамбовском госпитале. [113]

Хотелось как можно скорее вернуться к своим на фронт, где в открытом бою, как говорится, и смерть красна.

Строго говоря, я не считал, что побывал в плену, все свелось лишь к тому, что я оказался в городе, занятом врагом. По моему глубокому убеждению, в плену и нельзя было оказаться. Каждый из нас, будь то партийный работник или комсомолец, командир или политработник, как, впрочем, и большинство рядовых красноармейцев, накрепко связавших свою судьбу с революцией, жили и боролись под лозунгом «Смерть или победа!». Я твердо знал, что живым, способным стрелять хотя бы с одной рукой, к врагу я не попаду никогда. Неписаный закон тех давних героических лет приказывал нам беречь последнюю пулю или гранату, как самую дорогую, для себя.

Утром 25 августа, не воспользовавшись положенным мне отпуском и даже не дождавшись оформления всех медицинских и проездных документов, необходимых для возвращения в дивизию, я покинул Тамбов. Помог мне военный комендант вокзала, который после всего пережитого мое комиссарское удостоверение посчитал чуть ли не за правительственный мандат и отправил меня на Балашов с железнодорожной ремонтной «летучкой».

Как полагается, были и провожавшие - верный товарищ Сашук Неверов и Лидуся, которая специально для этого отпросилась с работы. С тяжелым сердцем, со слезами провожала меня милая, чудесная спасительница. Все говорило о том, что восемнадцатилетний комиссар Коля Соколов пришелся ей по душе…

До станции Балашов мы добрались только поздним вечером. Какие-то двести верст та «летучка» кое-как одолела за двенадцать часов. По пути я приобщался к железнодорожному ремонтному делу и слышал разного рода слухи и небылицы. Среди них - продвижение мамонтовцев на Москву и восстание корпуса Миронова, на который мы могли якобы натолкнуться в любую минуту. Вполне естественно, что мне в свою очередь пришлось рассказать о разгуле и бесчинствах мамонтовцев в Тамбове. [114]

Правда о Миронове

Что касается восставших мироновцев, по правде говоря, я совершенно не допускал возможности внезапной измены самого Миронова, одного из прославленных руководителей красного казачества на Северном Дону. На долгие годы несправедливо вычеркнутый из истории Отечества, Филипп Кузьмич Миронов оставался и жил в памяти и сердцах людей, трудового казачества Дона, за лучшую долю которых он и отдал свою жизнь…

Не легенды, а быль о казаке Миронове передавалась нам с первых дней прибытия в донские края. Потом-то мы и сами были свидетелями его боевых дел. Перо добросовестного исследователя, надеюсь, еще восстановит малоизвестные страницы былого, истории наших грозных битв за светлое будущее. Мой долг скромнее - рассказать о том, чему свидетелем и очевидцем был сам, что годы спустя - при работе над воспоминаниями - удалось отыскать в архивах.

* * *

Итак, Филипп Кузьмич Миронов родился в 1872 году в станице Усть-Медведицкой. Окончил он Новочеркасское юнкерское военное училище, а затем участвовал в русско-японской войне. Война эта, вскрыв гниль государственного режима, пробудила народ. Старому порядку, несмотря на его судорожные усилия, уже было не спастись от катастрофы - надвигающейся революции. Активное участие в революционном движении русского рабочего класса приняло и трудовое казачество Дона.

Так, в 1906 году казаки сотни 3-го Ермака Тимофеевича полка, расположенной в Вильно, не только отказались от исполнения полицейских функций, но и с оружием в руках поддержали борьбу местного пролетариата. Все казаки были арестованы и отданы под суд. Но подвиг [115] казачества не был забыт. Вскоре с воззванием к казачеству отказаться от участия в подавлении народных волнений выступил полковник Красовский - начальник одного из карательных отрядов. Он писал: «Помните… друзья, что русский солдат - защитник своей родины, а не цепной «барбос», которого спускают без разбора на зверей и на человека, - не бешеная собака, одинаково кусающая как своего, так и чужого. Вам приказывают сечь и расстреливать бедного мужика, которого грабят и угнетают помещики и чиновники. Приказ сечь своих и стрелять по ним за то, что они хотят земли и воли, будь он и самого царя (приказ), - все же его ни в коем случае исполнять не следует».

* * *