По пути Синдбада

Оманцы, члены моего экипажа, посетили гробницы единоверцев, почивших на Серендибе, а молиться стали в местных мечетях. После того как мы закупили новую партию продовольствия, у экипажа появилось свободное время, а с ним и возможность познакомиться с островом, чему способствовали солнечная погода, доброжелательность местных жителей и приемлемые средства передвижения. Поистине остров стал для нас «счастливым открытием», и я легко согласился с арабскими хронистами, называвшими царя Серендиба одним из самых богатых правителей на земле. Он правил страной, опираясь на шестнадцать министров: четырех индусов, четырех христиан, четырех иудеев и четырех мусульман. Этот царь жил в непомерной роскоши, что было неудивительно. В многочисленных ручьях Серендиба отыскивались драгоценные камни, а богатые жемчужницами[57] прибрежные воды острова давали лучшие сорта жемчуга. Даже живший в чрезмерной роскоши багдадский халиф Гарун аль-Рашид не мог сравниться богатством с царем Серендиба. Согласно рассказу из «Тысячи и одной ночи», Синдбад-мореход, побывав в очередном путешествии и вернувшись в Багдад, привез Гарун аль-Рашиду подарки от царя Серендиба: рубиновую чашу высотой с пядь, ложе, покрытое кожей гигантской змеи, «проглотившей слона», обладающее чудодейственным свойством: всяк, кто на него ляжет, вовеки не занедужит, а также сто тысяч мискалей[58] алойного дерева[59] и рабыню удивительной красоты. Получив подарки, Гарун аль-Рашид попросил Синдбада поведать, как выглядит выезд царя Серендиба во время праздничных церемоний. Синдбад рассказал халифу, что царь Серендиба выезжает из дворца на огромном слоне высотой в одиннадцать саженей в сопровождении пышной свиты. Впереди царя шествует копьеносец с копьем чистого золота, а сзади идет служитель с булавой тоже чистого золота, шар которой выточен из цельного изумруда. Царя сопровождает тысяча всадников, одетых в парчу и шелк.

Голубая рыба-хирург

Яркие шествия, происходившие в Серендибе, и ныне имеют место на острове, приобретя новое содержание. Теперь здесь ежемесячно в полнолуние проводится перехера[60], торжественный праздник, организуемый буддийскими монахами Шри-Ланки. За два дня до отплытия нашего корабля мы побывали на этом празднике, представлявшем собой грандиозное шествие вокруг города, собравшее толпы зрителей. Процессию возглавляли люди с двадцатифутовыми хлыстами, которые согласно сложившемуся обычаю расчищали дорогу участникам церемонии. В праздничном шествии принимали участие музыканты (главным образом, барабанщики), акробаты и многочисленные танцоры, среди которых выделялись танцоры с факелами. Большинство участников церемонии были в ритуальных фантастических масках, на других — людях с оголенными торсами — были тюрбаны или остроконечные шапки, напоминавшие колпаки. Иные были одеты раджпутами[61], но — странное дело — их лица были набелены, и люди эти, как куклы, покачивали время от времени головой и медленно поводили руками. Кое-кто шел на ходулях. Процессия грохотала, шумела, зажигательно танцевала и потрясала горящими факелами, перемещавшимися в ночи. Между группами музыкантов, танцоров и акробатов чинно шествовали монахи. На каждом было длинное одеяние, оставлявшее оголенной правую руку, в которой монах держал шафрановый веер. В процессии участвовало около восьмидесяти слонов, возвышавшихся над толпой. Разделенные на несколько групп, они важно ступали по трое в ряд, щеголяя красочными помпонами. На шеях животных сидели погонщики в белоснежных одеждах. Шествие представляло собой феерическое, колоритное зрелище, несомненно, напоминавшее арабское прошлое Серендиба.

Глава 9. Экваториальная штилевая полоса

«Сохар» ушел в дальнейшее плавание с новым фотографом на борту — Ричардом Гринхиллом. Он прилетел из Лондона, чтобы сменить Брюса Фостера, которому пришло время возвратиться домой, к семье, с которой он не виделся год. Покинула нас и Ида, улетевшая в Англию, чтобы продолжить учебу в школе.