По пути в бессмертие

Шаляпин. Молчи, татарская морда! Я умру миллионером! Я уже миллионер! Они меня не поставят в иконостас к своим святым! Не-ет! Погодят. Революция! Какая же это революция? Это бунт рабов! Я попою еще лет десять. В Скандинавии озеро куплю и рыбу буду ловить. А они там… (Он не договаривает.)

Марина возвращается за остатками посуды. Шаляпин, допив вино, берется за бутылку коньяка. Останавливает входящую Марину.

Шаляпин. Марина, а чего у них поют?

Марина. Да всякое.

Шаляпин (нарочито противным голосом).

Россия ты, Россия,
Советска сторона…
Жена моя Маланья
Глядит туда-сюда.
Связалась с комиссаром,
Дитя мне родила…

(Засмеялся.) Что, хороша песня?

Марина. Есть и другие, получше.

Шаляпин. У большевиков?

Марина (пожав плечами). У людей.

Рахманинов и Шаляпин смотрят на нее, Мазырин по-прежнему читает газету. Марина набирает в грудь воздух и чистым полным голосом запевает.

Марина.

Мы на лодочке катались
Золотисто-золотой,
Не гребли, а целовались,
Не качай, брат, головой…

Рахманинов и Шаляпин слушают. Мазырин, уронив газету на колени, с изумлением смотрит на поющую Марину.

Марина (продолжает петь).

В бору, говорят,
В лесу, говорят,
Растет, говорят, сосенка.
Понравилась мне, молодцу,
Хорошая девчонка!..

Шаляпин. Что такое, почему не знал?

Марина пожимает плечами и исчезает в дверях.

Шаляпин (напевает рассеянно).

Мы на лодочке катались
Золотисто-золотой…

(Голос его пресекается.)

Рахманинов сосредоточенно вставляет сигарету в мундштук. Губы его дрожат. Мазырин глядит в сад, где на лужайке молодые люди с веселыми криками играют в футбол.

Шаляпин. Да… Детей жалко. Они так и не узнают России. Детей я люблю…

И Шаляпин вдруг, наклонив голову и закрыв лицо руками, рыдает.

268. (Съемка в помещении.) СЕНАР. СПАЛЬНЯ МАРИНЫ. НОЧЬ.

Марина в своей спальне принимает лекарство — чуть не целую горсть таблеток. Запивает водой. Подходит, к зеркалу и разглядывает свое осунувшееся от усталости лицо. Трогает заострившиеся скулы, приподнимает поредевшие волосы. Грустно усмехается. Она подходит к окну и смотрит на уснувший парк, на поблескивающее сквозь заросли озеро, но, похоже, видит не все это, а какой-то иной образ, занимающий ее душу…

269. (Натурная съемка.) МОСКВА. ВЕСНА. ВЕЧЕР.

К обшарпанному подъезду дома, где жили Рахманиновы, подходит пожилой человек в картузе и затертой кожанке. Это Иван. Заходит внутрь.

270. (Съемка в помещении.) ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА.

Иван поднимается по лестнице, звонит у знакомой двери. Никто не отзывается. Иван терпеливо звонит, потом стучится, наконец, в бешенстве колотит сапогом в дверь. Открывается соседняя дверь, на площадку выходит знакомый нам председатель дворовой самообороны. Ныне он член домкома, фамилия его Ковшов.

Ковшов. Вам кого, товарищ?

Иван. Сам знаю кого.

Ковшов. Я бы тоже хотел знать, как член домкома, сосед и лицо, которому доверены ключи.

Иван. Какие тебе ключи доверены?

Ковшов. От квартиры. Марина Петровна, уезжая, оставила мне ключи.

Иван. Куда она уехала, мать твою! Ее не сдвинешь с ихнего барахла!

Ковшов. Она уехала в Швейцарию.

Иван (растерянно). А далеко это?..