По разные стороны вечности

– Платить шантажисту – провальное дело. Даже если шантажирует твоя родная дочь. Я сказал, что такой суммы у меня в наличии нет, и это, кстати, правда. Кто держит деньги под подушкой? Попытался урезонить ее, предложить подумать вместе, как быть с постановкой. Она психанула. Решила, что я увиливаю, с криком «Пеняй на себя!» выскочила из кафе, где мы сидели.

Он потер лицо руками.

– События развивались стремительно. В тот же вечер ты была у нас в гостях, а когда мы вышли проводить тебя, позвонила Лера. – Магда вспомнила, как отец говорил с кем-то по телефону. – Сказала, что стоит у вашего с Максимом дома, ждет, когда ты приедешь. Знаешь, вроде последнего китайского предупреждения: плати или… Демонстрировала серьезность намерений. Сегодня расскажет родным, завтра – всему свету.

– Ты повез ей деньги?

– Да не было у меня при себе таких денег! Но не мог же я пустить все на самотек – надеялся успеть до того, как вы встретитесь, уговорить, убедить. Ну, или хотя бы быть с тобой рядом, когда Лера начнет… Клял себя последними словами, что давным-давно не рассказал правду тебе и Оксане. Понятно, что после ее истории любые мои слова прозвучат как оправдание!

– Но тебе опять подфартило, – медленно, словно бы заторможенно сказала Магда.

– Что ты говоришь? – потрясенно проговорил отец.

– Проблема решилась. Как удобно! – Магда встала и подошла к отцу, оказавшись с ним лицом к лицу, глядя на него в упор.

Михаил Сергеевич подумал, что это взгляд дуэлянта, который целится в противника. А ужаснее всего то, что у девушки, которая смотрела ему в глаза, не было ничего общего с Магдой, его славной малышкой.

– Из-за тебя умерла мама, – сказала она. – Моя смерть тоже на твоей совести.

Юрий вскочил, уронив табуретку.

Михаил Сергеевич попятился, но за спиной его был стол, дальше отступать было некуда.

– Не говори так, – прошептал он.

– Ты смотрел, как я умираю. Пальцем не пошевелил! Хотел спасти маленькую дрянь, а моей смерти только радовался.

Отец молчал, только мотал головой, безмолвно отрицая страшные слова. Юрий, двигаясь, как во сне, встал со стула, неотрывно глядя на девушку.

– Лера? – произнес он. – Это ты?

Она на короткое мгновение посмотрела на него.

– Ты тоже предал меня. Все предали. А сейчас уйди, не мешай.

Ни Михаил Сергеевич, ни Юрий не поняли, как у нее в руке оказался нож. Она нарезала лимон и оставила его на столе, а когда умудрилась взять?

Сейчас острие было направлено на отца.

– Лера! Опомнись! Остановись! – крикнул Юрий и рванулся к ней. Она стремительно развернулась в его сторону.

– Стой, где стоишь! Не приближайся!

Взгляды их встретились. Они глядели друг на друга, стоя по разные стороны вечности.

– Не мешай, – снова приказала она, и Юрий обнаружил, что не может ни пошевелиться, ни ответить.

Неведомая сила, что изливалась из ее глаз, пригвоздила его к месту, и дальше ему оставалось лишь наблюдать за происходящим, не имея возможности повлиять на ход событий.

Неприятное, жуткое ощущение – должно быть, именно так чувствуют себя люди, которых разбил паралич. Совсем недавно твое тело послушно выполняло все, что ты приказал; положенные сигналы исправно доходили до каждого нерва, и вдруг – полная обездвиженность, немощь.

Юрий вспомнил, что, когда он был ребенком, мать купила ему книжку про динозавров. Автор писал, они были чересчур огромны, а мозг – величиной с грецкий орех. На одной из картинок был изображен огромный травоядный ящер, хвост которого грыз зубастый хищник. Физиономия у травоядного была блаженно-безмятежная, надпись под рисунком гласила что-то вроде: пока импульс, сигнализирующий об опасности и боли, добирался от головного мозга, несчастный мог быть уже наполовину съеден.

Картинка напугала, обескуражила, въелась в подсознание. Сейчас он чувствовал себя таким динозавром: неуклюжим, обреченным на съедение. Лера, невенчанная жена, непризнанная королева, вернулась с того света, чтобы через свою сестру рассчитаться с теми, кто причинил ей боль.

Верно, вскоре очередь дойдет и до него. Юрий не боялся того, что Лера может сотворить с ним – беспомощным, безгласным, как будто вместе с возможностью говорить и двигаться она лишила способности и испытывать страх.

За себя он не боялся. А вот за нее – еще как.

* * *

Не было больше кухни, где они втроем только что сидели.

И ножа в ее руках не было.

Другое место, другое время, другое измерение. Темный коридор, что тянулся через сны, обернулся реальностью. Запредельной, призрачной, но все же настоящей.