По рукам и ногам

Он был таким беспомощным и подавленным, каким я не думала, что увижу его когда-нибудь. Он был богом этого дома, а богам не полагается скорбеть. Иначе все начнут видеть в них человеческое, а это… чревато. Я не знала, что ему сказать. Что вообще полагается говорить в таких ситуациях. Тугой колючий ком застрял и у меня в горле, поэтому я молчала, по-тихому пытаясь вытянуть из-под кожи иголку капельницы. Едва расправившись с ней, попыталась слезть с кровати и походить немного, чтобы изгнать из конечностей ощущение задубевшей ваты и перестать так сильно напоминать самой себе покойника. Правда, к подвигам подобного рода я оказалась не готова и, сделав пару неуверенных шагов, судорожно ухватилась за полку над кроватью, чтобы устоять на ногах.

Кэри почти раздражённо усадил меня поперёк колен, как непослушного ребенка.

– Прекрати свои глупости, ещё с тобой проблем не хватало.

На столь близком расстоянии я заметила глубокие тени, залёгшие на лице, синяки под глазами. Он мучился бессонницей? Мучился. Как-то запоздало пришла мысль, что мне стоило бы вырваться, а не пялиться на него и не сидеть, прижавшись. Но теперь уже было поздно. Я несмело коснулась его виска, потом опустила ладонь, медленно проводя вниз по щетинистой щеке, и остановилась, врасплох захваченная осознанием, что лучше бы мне не делать то, что делаю, а то, не ровён час, уеду в дурку.

Кэри молча взял мою руку в свою и чуть сжал, явно не спеша отпускать обратно. От него разило усталым отчаянием, и ощущения от этого рождались противоречивые. Не хочу к нему проникаться ни сочувствием, ни симпатией. Что бы там ни было, а ни одно даже самое человеческое чувство не извиняет того, что он мудак. Что ещё печальнее, моего плачевного положения это тоже не меняет.

Едва я попыталась слезть с его колен, Ланкмиллер приподнял меня словно котенка и уложил на кровать, опустившись рядом и носом уткнувшись мне в шею. Спрашивать что-то сейчас было бесполезно, и я улеглась поудобнее, больше не пытаясь улизнуть. Чёрт с этим, пусть отдохнёт, что с него взять.

Едва дыхание Кэри выровнялось, стало глубоким и ровным, я потихоньку вылезла из-под его руки и ушла спать на кресло.

– Ки-и-ику…

Я раздражённо отмахнулась. Даже во сне умудряется достать этот Ланкмиллер. Ну чем я так провинилась перед судьбой? Может, если талантливо притворюсь, что сплю, он отвалится?

– Ки-ику, – уже куда более требовательно.

Нет, эта кара меня окончательно постигла. С протестующе-досадливым стоном пришлось продирать глаза, чтобы разрушить последние надежды, удостоверившись, что это точно не сон и Ланкмиллер действительно нависает надо мной, опираясь на подлокотники кресла и внимательно заглядывая в глаза.

– Проснулась наконец-то, – констатировал мучитель и выпрямился.

Слов не было подобрать, как он меня раздражает. Когда ты едва не двинул кони и в целом ощущаешь, будто по тебе хороший трактор проехался, его рожа – последнее, что хочется лицезреть.

– Вот скажи мне, – Ланкмиллер сцепил руки за спиной и отвернулся, вопрос был задан почти ласково, снисходительно уж точно, – неужели тебе не прельщает перспектива хотя бы спать со мной в одной кровати?

– Спать в одной кровати приятно с тем, кого любишь. А тебя… – Я красноречиво замолчала в надежде, что он сам додумает.

– А меня твои глазоньки видеть больше уже не могут, потому что я жуткий богомерзкий тиран и выпил тебе всю кровь, – Кэри театрально развёл руками и укоризненно взглянул на меня, – уж не настолько плохо я с тобой обращаюсь.

Я насупилась. Спорить можно было до пены у рта и судорог конечностей, но у него своя правда, у меня – своя, и мы будто говорим на разных языках. Ни к чему всё равно не придём, так что в подобных спорах очень мало толку. Тем более меня сейчас занимали потребности более насущные.

– Есть хочу… – посетовала негромко.

– Тарелка ждёт на столе. Собственно, за этим я тебя и будил, вовсе необязательно было материться.

Материлась? Я материлась? Ну, то, что случилось спросонок, – не считается. Я была не в себе.

Тарелка действительно стояла на прикроватном столике, плоская и матовая, с тёмно-синей каемкой. В ней бултыхалось нечто вроде жидкой картофельной каши вперемешку с водой и без всяких специй. Но пахло вкусно. Хотя после четырёх дней вынужденной голодовки какая угодно баланда будет пахнуть вкусно. Я было взялась за ложку, но тут же резко выронила её и недоверчиво взглянула на Кэри.

– Это есть можно, – доверительно шепнул он, склонившись к моему уху.

Своим убогим дешёвым фарсом испортил весь аппетит. Впрочем, на этом он, видимо, счёл свой господский долг исполненным, потому что собрался уходить – обернулся ко мне спиной. И я тут же совершила глупость, поддавшись порыву.

– Кэри!

Он так быстро остановился, что носом пришлось врезаться между его лопаток.

– Ты неправильно поступаешь, что не ищешь виновника. Это слишком страшная вещь, чтобы оставлять её безнаказанной. Что, если на этом дело не кончится? Мы ведь не знаем…