По рукам и ногам

А Ланкмиллер точно уверен, что хочет меня здесь видеть?

Дверь скрипнула, потому что я слишком сильно подалась вперёд, не рассчитав, и волей-неволей пришлось войти. Теперь моё существование в коридоре уже никак не скроешь, и нужно играть по-честному. В кабинете пахло дорогим коньяком и гиацинтами, видимо, их запах принесло с улицы. На меня, как это и ожидалось, совсем не сразу обратили внимание.

Тусклый медовый свет настольной лампы обнажил усталые серьёзные черты лица моего мучителя, как будто подчеркнул возраст. Ланкмиллер выглядел чуть старше своих лет, и если подумать, ему пришлось быть старше, ведь руководство компанией легло на его плечи, когда ему было едва только двадцать шесть. Он был совсем ещё… Остановись, Роуз, ты ведь не собираешься его жалеть? Тогда почему ты не можешь оторвать от него взгляда.

– Кику, – хозяин приоткрыл один глаз, как в фильмах ужасов. И только этого достаточно было, чтоб сердце ёкнуло.

– Чего? – я вся как-то слишком напряглась и даже шаг назад сделала.

– Поди сюда, мордашку испачкала, – он снисходительно улыбнулся моему смятению и с неохотным вздохом сел.

Ах, ну да, чёртов торт… Я никогда не научусь аккуратно есть такие вещи? Теперь уже ничего не оставалось, кроме как послушно приблизиться. Ланкмиллер усадил меня на колени и все кондитерские излишества заботливо стёр платком.

– И как тебе продукция моей обожаемой кондитерской? – как-то даже мурлыча, осведомился он.

– Восхитительно, не соврёшь, – я насупилась, нашёл что спрашивать, будто он сам не знает. – Может, ты… уже всё-таки снимешь? – умоляюще заглянула ему в глаза.

Он ничего не ответил, только сзади приглушённо щёлкнул замок, и я, избавившись наконец от ошейника, жалобно заскулила, потому что Ланкмиллер провел по шее пальцем, задевая почти до крови стёртую кожу. Оставалось только губу закусить, потому что прекращать это занятие он явно не собирался, о чём и ухмылка его свидетельствовала, и мои сжатые его рукой запястья.

Я не вырывалась и не жаловалась, просто терпела, закрыв глаза и вздрагивая иногда от этих прикосновений.

Ланкмиллер не знает ни уговоров, ни жалости, так что тут толку? Я очень устала от его выходок, от того, как просто у него можно впасть в немилость за две секунды, поэтому молча упражнялась сама с собой в остроумии, подбирая ему проклятия позатейливей и побольнее. Вот за этим занятием я и пропустила момент, когда воспалённой кожи коснулись уже не кончики пальцев. Губы тёплые и сухие, чуть шершавые. Вздох. Я подавилась воздухом. Новые ласки ощущались уже совсем по-другому. Даже к самым болезненным местам прикосновения казались мягкими и аккуратными. Это были странные для Ланкмиллера поцелуи. Слишком нежные для засосов, которые он обычно ставил с таким злорадным удовольствием, и я никак не могла понять, откуда в нём вдруг взялась эта несвойственная ему бережность.

– Такая маленькая… – удивлённо пробормотал Кэри, отстраняясь. Будто в первый раз видит.

Я сидела, прислонившись спиной к его груди, и чертовски отчётливо ощущала, как у Ланкмиллера немного сбилось дыхание.

– Как твои дела, Кику? – Нейгауз подался чуть вперёд, дружелюбно поглядывая на меня.

Я опустила голову. И что мне делать? Соврать, что всё в порядке, как всегда? «Ну, лучше, чем, например, у покойника. Это уже что-то».

– Она ещё не привыкла к новой обстановке, – вздохнул Кэри, когда очевидно стало, что молчание моё слишком затянулось и оттого уже начинает казаться двусмысленным.

– Вроде того, – сдавленно подтвердила я, и голос вышел таким, будто мне наступили на горло.

– Не суди меня строго за то, о чём я сейчас попрошу, – Нейгауз даже замялся как-то, видимо, пытаясь подобрать слова, – но проявляй к своему хозяину чуть больше терпения и тепла. Он, в общем, не желает тебе зла, и вам обоим будет лучше, если эти отношения станут чуточку менее натянутыми.

– Не нужно, Феликс. Всё, что мне от неё требуется, – это уважение, которое надлежит проявлять к хозяину. И послушание. В остальном я ценю искренность, и вас в качестве поддержки мне вполне достаточно. – Кэри расслабленно откинулся на спинку, чтобы я могла удобнее устроиться.

– Вас? И много у тебя таких, кому ты можешь довериться?

Мне почему-то вдруг показалось это смешным и нелепым, чтобы у Ланкмиллера вообще были близкие люди, чтобы рядом с ним оказался хоть кто-то, кто был хотя бы способен терпеть его добровольно. Но я ошиблась на этот счёт.

– Трое, – мучитель вскинул в воздух пальцы, чтобы продемонстрировать нагляднее. – Феликс, Алисия, Генрих. Ещё немногим ранее я бы назвал Николь. Но она была скорее исключением, чем правилом. Обычно наложницы в эту категорию не вхожи.

– Мм-м, весь такой аккуратный, смотрю. Встаёшь рано, одеваешься в гладко-выглаженное, людей делишь по категориям. И как, получается?

– А ты ревнуешь, что ли? Расслабься, для тебя тоже есть своя категория, – охотно подхватил мучитель. – Сказать, какая, девочка из борделя?

Я невольно стиснула подол своей юбки, опуская глаза.