По рукоять в опасности

В действительности она не испытывала ко мне ненависти. Ее ненависть была, во всяком случае, не сильнее, чем мои чувства к ней, которые можно было бы в худшем случае назвать вожделением, а в лучшем – преклонением рыцаря Круглого стола перед своей дамой. Ладно бы еще ненависть или любовь – мы вплотную подошли к той черте, за которой начинается равнодушие и безразличие друг к другу.

Я шел сюда от автобусной станции, буквально волоча ноги. Когда я появился, Эмили как раз заканчивала вечерний обход коней, проверяя состояние каждой из пятидесяти лошадей, вверенных ее попечению.

Завистники злословили, что она унаследовала свои конюшни и процветающий бизнес от знаменитого отца, но собственное умение Эмили позволило ей успешно продолжить дело, и тренинг лошадей, становившихся победителями скачек, охотнее всего доверяли именно Эмили-Джейн Кокс.

Эмили любила жизнь, любила лошадей и конный спорт, была уважаема знатоками дела и преуспевала. А когда-то она любила еще и Александра Кинлоха, но не захотела пожертвовать карьерой ради уединенной жизни на голой, холодной горе.

– Если ты любишь меня, – говорила она Александру Кинлоху, – живи в Ламборне.

И я прожил с ней в Ламборне почти шесть месяцев и за все это время не написал ни одной хорошей картины.

– Ничего, – утешала она меня поначалу, – женись на мне, и все будет хорошо.

Я женился на ней и через некоторое время ушел от нее. Эмили никогда не называлась моим именем, а стала просто миссис Кокс.

И вот теперь я снова здесь, и Эмили снова спрашивает меня:

– Нет, все-таки – что ты делаешь здесь?

– У Айвэна был сердечный приступ. Эмили нахмурилась:

– Да, я читала об этом в газетах. Но он уже поправился, разве не так? Я звонила туда, и твоя мать сказала мне, что оснований для беспокойства больше нет.

– Он все еще нездоров и просил меня присмотреть за его лошадьми.

– Тебя? Присмотреть за ними? – удивилась Эмили. – Ты же в этом ничего не смыслишь.

– Он только сказал...

Она пожала плечами и перебила меня:

– Ну, тогда все в порядке, и ты можешь быть спокоен.

Отвернувшись от меня, она пошла к двери, возле которой кто-то из конюхов поставил ведро воды. У Эмили были темные волосы, подстриженные так, что охватывали ее голову, как шапка. Женщины с такой фигурой, как у Эмили, лучше смотрятся в брюках. Мы с ней родились в одном городе и чуть ли не в один и тот же день. И в двадцать три года без колебаний вступили в брак. Она всегда оживленно, с энтузиазмом говорила, что с годами усиливается чувство ответственности и стремление к успеху. Я, влюбленный, восхищался ее неиссякаемой энергией, но эта энергия поглощала и подавляла мою собственную. Даже если бы я до сих пор любил Эмили, то все равно не смог бы смириться с присущей ей привычкой командовать. Мы ссорились бы, если бы я остался с ней, и враждовали бы, если бы я когда-либо попытался вернуться. Для нас лучше всего было сохранять нейтралитет и не соперничать. С тех пор, как я ушел от нее, мы встречались всего четыре раза, но не в Ламборне. И никогда не оставались наедине друг с другом.

Айвэн держал в конюшне у Эмили трех лошадей. Эмили показала мне двух ничем не примечательных гнедых и одну – светлую, яркую гнедую. Это и был Гольден-Мальт. Его броская «внешность» немного встревожила меня. Белые носки на передних ногах и яркое белое пятно под ноздрями – большой плюс для рекламы пива. Но не так-то просто упрятать такую лошадку, чтобы никто ее не нашел.

– Он заявлен на «Золотой кубок короля Альфреда», – с гордостью сказала Эмили, похлопав Гольден-Мальта по лоснящейся шее. – Айвэн хочет выиграть скачки, которые сам же и спонсирует.

– А выиграет?

– Выиграет? – Эмили скривила губы. – Это не просто скачки. Гольден-Мальт будет участвовать в них ради того, чтобы его ценность стала еще выше. Он не может опозорить самого себя. Ставки выше этой – нет.

– Я уверен, он оправдает возлагаемые на него надежды, – рассеянно отозвался я.

– Что у тебя с глазом?

– Кое-кто напал на меня. Она еле удержалась от смеха.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Хорошая мысль.

Я вошел следом за Эмили в ее дом. Мы прошли кухню, которая была одновременно и жилой комнатой, потом – превосходно обставленный офис и вошли в большую гостиную, где Эмили принимала владельцев лошадей и, как мне показалось, возвращающихся после долгого отсутствия мужей.

– Как раньше – «Кампари»? – спросила она, готовая взять поднос, на котором стояли бутылки и стаканы.

– Все, что угодно.

– Добавить немного льда?

– Не утруждай себя, – сказал я, но она все же вышла на кухню.