По рукоять в опасности

– Нет, что вы покажетесь мне великолепным мастером своего дела. Гением, если говорить откровенно.

Он без ложной скромности расцвел в улыбке:

– Мне Тоб говорил, что у вас изворотливый ум и что не надо придавать слишком большого значения вашим манерам и лучше держаться с вами просто.

– Я убью его.

– И еще Тоб сказал, что вы выросли в замке.

– Это было малоинтересно.

– Да, еще бы. Я-то вырос в приюте для сирот. Там очень интересно.

Мы с полуслова понимали друг друга. Я нарисовал «Золотой кубок короля Альфреда», а Крис Юнг позвонил тому, кто дал ему сведения о ювелирах, и подробно описал чашу:

– А вокруг выгравированы линии, они похожи на узор, но на самом деле это строчки каких-то там стихов на языке англосаксов. Да, да, говорю, именно англо-черт-бы-их-побрал-саксов. Разузнай, что сможешь. – Он положил трубку. – Те очки, что вы дали мне, можно купить на каждом углу.

Я кивнул.

– Я использовал бы их для маскировки, если бы мог смотреть сквозь них.

– Я полагаю, именно поэтому грабитель и снял их.

– Теперь о другом деле, – сказал Крис Юнг. – Залы для тренировки боксеров. Ваш приятель Сэртис никогда и близко к ним не подходит. Он годится для этого дела, как прохудившийся воздушный шар. Я был у него на хвосте до последней возможности, но в тех местах, где бывает Сэртис, ни в одном спортивном зале для боксеров о нем никто слыхом не слыхивал.

– Вы достаточно тщательно выяснили это?

– Конечно.

– А что, если он посещает такой зал под каким-нибудь вымышленным именем?

Крис Юнг вздохнул.

– Говорю вам, он не из тех, кто ходит туда. Не тот тип. Он не оставит мне другого выбора – погодите с вашими возражениями! – кроме как расклеить ваши рисунки с портретами этих четверых грабителей и ждать непредсказуемых последствий

Я во все глаза уставился на Криса Юнга.

– Враждебная реакция, – озабоченным тоном сказал он, – верный признак того, что у вас нервы не в порядке.

– А вы начитались всяких книжек!

– Я был несколько раз бит, и каждый раз это меня кое-чему учило. Вас ведь тоже, верно?

– Пожалуй, да.

– Вот видите! Если вас поколотят еще раз, извлеките из этого должный урок.

– Я вовсе не собираюсь быть еще раз битым.

– Нет? И поэтому, наверное, спрашивали о личной охране?

– Именно поэтому. Он широко улыбнулся:

– У меня есть друг – жокей. У него переломов было штук двадцать. Так вот всякий раз он говорит – все, больше такого не случится.

– Неисправимый, – согласился я.

– Вы были когда-нибудь знакомы с жокеями?

– Как вам сказать? Моя бывшая жена – тренер в Ламборне.

– Эмили Кокс? – спросил он утвердительным тоном.

Я не спешил подтверждать его осведомленность.

– Предпочитаю знать, кому оказываю услуги, – сказал Крис Юнг.

– И заодно проверяете, не вру ли я вам?

– Большинство моих клиентов этим грешат.

И я бы врал ему, если бы захотел. Уж себе-то самому я мог в этом признаться.

На столе у Юнга зазвонил телефон. Юнг поднял трубку и произнес дежурную фразу. «Юнг и Аттли». Чем могу быть вам полезен?

Слушая собеседника, он с полдюжины раз сказал «спасибо», записал что-то в блокнот и вернул трубку на место.

– На вашем кубке, – обратился он ко мне, – выгравированы строчки из какой-то Песни на смерть Беды. Звучит довольно смешно. Кубок сделан в 18б7 году по заказу мистера Хэнворта Хилла из Вонтиджа, Берншир. Скорей всего чтобы произвести впечатление на соседей. Стоит эта штука прилично: золото высокой пробы, инкрустировано изумрудами, сапфирами и рубинами.

– Настоящими? – удивился я. Крис Юнг заглянул в свои записи.

– Геммы кабошон. Неполные. – Он поднял глаза на меня. – Что значит «кабошон?»

– Значит шлифованные, но не ограненные. Закругленные, как галька. Не сверкающие. – Я припомнил внешний вид самоцветов на кубке. – Они не похожи на настоящие. Слишком крупны.

– Вы думаете, что в самом деле видели эту штуку?

– Я думаю, именно из-за нее мне намяли бока.

– А где этот кубок теперь?

– Вы, я надеюсь, примете меры, чтобы кто-нибудь еще не повторил попытки выбить из меня эту информацию? – спросил я, стараясь казаться беспечным.

– О! – Он подмигнул. – А трудно будет заставить вас проболтаться?

– Очень даже легко, – сказал я. Но это, подумал я, будет зависеть от того, кому такая информация понадобится.

– Вы сломались? Удивлен.

– Кубок не мой.

– Понял. Начну поиски в тренировочных залах.

– Будьте осторожны, – сказал я.

– Ясное дело, – синяки обойдутся вам дополнительной платой, – небрежным тоном отозвался он.

Он пожелал узнать, серьезно ли говорил я о личной охране, и мы сошлись на том, что приоритетным направлением должен оставаться поиск грабителей.

Так тому и быть...

* * *

* * *

В Лондон я вернулся поездом, не теряя времени спустился в метро, а последнюю часть пути до Кресчент-парка прошел пешком. Меня встретила мать, чем-то очень взволнованная. Казалось, она едва дождалась моего возвращения и, не дав мне опомниться с дороги, сказала, чтобы я немедленно позвонил Эмили.

– А в чем дело? – спросил я.

– Гольден-Мальт пропал.

Проклятье, подумал я, этого еще не хватало!

– Как чувствует себя Айвэн?

– Неплохо. Позвони Эмили, прошу тебя. Я позвонил.