По рукоять в опасности

– Мне нужен шофер и приличный автомобиль, комфортабельный. Это по силам «Юнгу и Аттли»?

– Нет проблем.

– Повторяю: машина должна быть комфортабельной. В ней поедут три женщины.

– Понял. Когда и где?

– Вчера. Черт с ним, с Сэртисом. Шофер должен приехать в Ламборн, туда, где находится конюшня, принадлежащая Эмили Кокс. Я встречу его там.

– Срочно?

– Ультрасрочно.

– Приступаю.

Моя мать от волнения стиснула ладони:

– Что ультрасрочно?

– У тебя нет случайно булавки?

Мать так взглянула на меня, словно усомнилась втом, здоров ли я.

– Так есть или нет? Ты всегда держала ее в несессере.

Мать достала из сумочки дорожный несессер размером с кредитую карточку. Она возила с собой этот несессер на всякий случай в силу многолетней привычки. Сейчас мать, ни слова не говоря, извлекла из несессера булавку и протянула ее мне.

Я, как обычно, был одет в джинсы и свитер. Взяв у матери булавку, я положил конверт в карман джинсов и приколол булавкой, чтобы он случайно не выпал, а потом натянул свитер так, чтобы он прикрывал карманы. – А бумага? – спросил я у матери. – У тебя найдется какой-нибудь листок, на котором можно рисовать?

Она нашла у себя письмо от каких-то знакомых. Я взял конверт от этого письма, полностью раскрыл его и на чистой внутренней стороне шариковой авторучкой матери нарисовал девять маленьких портретов: среди них Десмонда Финча, Пэтси, Сэртиса и даже Тобиаса Толлрайта. Я успел закончить эту работу до появления миссис Ньютон. Когда она быстро сошла вниз по лестнице, неся в руках дорожную сумку, ее настроение показалось мне праздничным.

Я показал ей листок с нарисованными на нем лицами.

– Кто в тот день приехал за вашим братом? Может быть, кто-то из тех, кто нарисован здесь? – спросил я.

Мой вопрос ничуть не удивил ее. Она пристально всмотрелась в нарисованные мной портреты.

– Вот кто, – твердо сказала она, уверенно показав пальцем на одно из лиц.

– Вы уверены?

– Вполне.

– А теперь – в путь.

Миссис Ньютон заперла свой дом, и мы поехали в Ламборн.

– Зачем мы едем в Ламборн? – спросила меня мать.

– Мне необходимо поговорить с Эмили, – сказал я.

– А по телефону разве нельзя?

– Нельзя. Насекомые мешают. Жучки.

Была пятница, время ленча. Если Эмили уехала на скачки, дело могло бы немного усложниться. Но нет: Эмили оказалась дома, у себя в офисе и читала какие-то документы, обсуждая их со своим секретарем.

Сильнее удивить ее, чем в этот раз, я уже не смогу, сказала она. Впрочем, она легко согласилась, чтобы я приготовил ленч и налил вина ее нежданным гостям, однако наотрез отказалась присоединиться к «бегству Святого семейства из Египта», резонно заметив, что она не Моисей.

Я вывел Эмили в гостиную и там объяснил ей взрывоопасность нынешней ситуации.

– Ты преувеличиваешь, – сказала Эмили.

– Надеюсь, что так.

– Я, во всяком случае, не испугалась.

– А я – наоборот, – сказал я. Эмили удивленно уставилась на меня.

– Эм, если бы кто-то стоял сейчас у тебя за спиной и грозил, что перережет тебе горло, если я не застрелюсь, и я поверил бы ему, то тогда...

– Что тогда?

– Тогда (только без излишней патетики, – сдерживал я себя), тогда я застрелился бы.

– До этого не дойдет, – после долгого молчания сказала Эмили.

– И слава Богу. Но Эм, послушайся меня, так надо.

– А как быть с моими лошадьми?

– У твоего главного жокея есть домашний телефон. Позвони ему.

– Откуда?

– Пока не знаю, – сказал я. – Но откуда бы ты ни звонила, пользуйся только мобильным телефоном.

– По-моему, все это ужасно глупо.

. – Знаешь, Эм, как бы я хотел сейчас быть в Шотландии и писать свои картины, – сказал я, – но я здесь. И прыгаю через пропасть, которой никто, кроме меня, кажется, не видит. Ей Богу, клянусь тебе, меня очень заботит твоя безопасность.

– Ал... – Из груди Эмили вырвался долгий, покорный вздох. – Зачем тебе это?

Зачем!

Вечный вопрос.

Вопрос, на который нет ответа.

Почему мне не безразлично, что – хорошо, а что – плохо?

Отчего одни люди преступают Закон, а другие стоят на страже Закона? Что заставляет этих других рисковать собственной жизнью?

Эмили быстро вышла из гостиной и оставила меня разглядывать картину, которую я подарил ей, ту самую, где я пытался изобразить не просто игру любителей гольфа в непогоду, но стойкость человеческого духа.

Впрочем, разглядывал я ее недолго. Отколов конверт Кворна от кармана своих джинсов, я снял картину с гвоздя, на котором она висела, повернул тыльной стороной к себе и втиснул конверт между холстом и рамой в левый нижний угол, так что конверт там засел надежно и никто бы не увидел его.

Снова повесив картину на гвоздь, я вышел из гостиной на кухню проверить, как обстоят дела с ленчем.