По счетам

– Добрый вечер. Моя фамилия Анисимова. Я услышала объявление по радио.

– Точно так. Это я вас, Клавдия Михайловна, разыскивал. – Кудрявцев встал из-за стола, подошел ближе и раскрыл красную книжицу удостоверения. – У нас возникла насущная потребность задать вам несколько вопросов.

– КГБ? Целый генерал?

– Целее не бывает.

– А в чем дело? У меня сейчас посадку объявят.

– Я в курсе и долго не задержу. Командир экипажа предупрежден, без вас не улетят.

– Даже так?

– Абсолютно. Да вы присаживайтесь.

– Благодарю, конечно. Только я не вполне понимаю, чем могу быть вам полезна?

– Времени мало, потому обойдемся без прелюдий. Скажите, вам известен человек по имени Алексеев Юрий Всеволодович?

Секундное замешательство не ускользнуло от профессионального взгляда Кудрявцева. Хотя последовавший ответ оказался спокойно-нейтральным.

– Не берусь с ходу припомнить. Очень распространенная фамилия.

– В годы войны вы могли знать его как Василия Лощинина. Не припоминаете?

– Да, что-то такое… Возможно. Сами понимаете, столько лет прошло.

– Хорошо, давайте отмотаем пленку ближе: в 1960 году вы заведовали медсанчастью на соликамской зоне? Так?

– Да.

– В это время там отбывал очередной срок осужденный Алексеев. Которому вы подтвердили и завизировали диагноз «тяжелая форма туберкулеза». Так?

Бесстрастное доселе лицо женщины дрогнуло, напряглось, и подозрения Кудрявцева окончательно переросли в уверенность.

– Возможно. Поймите, через меня проходят тысячи больных и столько же диагнозов. Я физически не могу помнить подробности лечебных дел каждого!

– Согласен. Но ведь Алексеев – не каждый?

– Что вы имеете в виду?

– Объясните, почему в архиве медслужбы загадочным образом отсутствуют флюорографические и рентгеновские снимки именно этого зэка?

– Не знаю. Впрочем, бардака у нас хватает.

– Ну да, ну да. По сути, бардак – универсальный ответ на любые неприятные вопросы. Этим термином у нас действительно можно объяснить всё.

– Владимир Николаевич, перестаньте ходить вокруг да около! – устало попросила Анисимова. – Говорите прямо, начистоту.

– Хорошо, будь по-вашему. Мы полагаем, что, встретив на зоне однополчанина, человека, с которым вы, Клавдия Михайловна, воевали в одном партизанском отряде, вы решили помочь ему выйти на волю досрочно. По так называемой актировке. И с этой целью обеспечили ему фальшивый диагноз. Было дело?

Всё. Вот теперь Клавдии сделалось по-настоящему страшно. Не за себя. Не за карьеру, судьбу и все прочее, под откос летящее. Страшно за сына. Каково ему, Сереженьке, будет, когда в адрес воинской части прилетит казенная депеша. Гласящая о том, что мать проходящего срочную службу ефрейтора Анисимова взята под стражу и дожидается суда по обвинению в должностном подлоге. А ведь она была абсолютно уверена, что авантюру с диагнозом Юры провернула так, что комар носа не подточит. Увы! На поверку оказалось, что сплетни-страшилки про всемогущество КГБ не лишены оснований.

И все же запираться далее было глупо, и Клавдия сдалась.

– Вы правы. Все именно так и было. Но Юрий в данном случае ни в чем не виноват. Все это я сделала по собственной инициативе и вопреки его желанию.

Анисимова отважно посмотрела на Кудрявцева, давая понять, что от своих слов не отступится.

– А почему он возражал? Не хотел вас подставлять?

– И это тоже. А еще по причине статуса.

– По причине, простите, чего?

– К тому времени в зэковской среде Юрий проходил по разряду так называемых положенцев. Которым, извините за жаргон, западло пользоваться льготами и послаблениями со стороны администрации.

– Теперь понял. И что, с тех пор вы его не…

– Нет. Больше мы не встречались, – покачала головой Клавдия. И, предупреждая возможный вопрос, добавила: – Где он сейчас, чем живет – не знаю.

– Что ж, спасибо за откровенность.

Кудрявцев высунулся в предбанник:

– Олег Сергеевич, мы через пару минут заканчиваем. Я вас попрошу, потрудитесь затем проводить Клавдию Михайловну. На борт.

– Как на борт? – потрясенно уставилась на кагэбэшника Анисимова. – А разве вы меня не аресто… не задерживаете?

– Не вижу необходимости. Единственное, вы должны пообещать, что этот разговор останется между нами. Договорились?

– Договорились, – растерянно подтвердила Клавдия. – Скажите, Юрий снова что-то натворил?

– Я не могу ответить на этот вопрос. Врать не хочу, а сказать честно – не имею права.

– А я очень сильно навредила ему своим… признанием?

– Нет. Может быть, даже наоборот – помогли.

Анисимова облегченно выдохнула. А затем неожиданно улыбнулась:

– А я вас, Владимир Николаевич, вспомнила.

– То есть? Разве мы?..

– Летом 42-го года вы провели одну ночь у нас в отряде. После того как каратели уничтожили вашу диверсионную группу.

– Было дело. Надо же, а вот я вас, к сожалению, совершенно не помню.

– В этом нет ничего удивительного, – грустно улыбнулась Анисимова. – «Мужчина двадцать лет спустя» и «женщина двадцать лет спустя» – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

– Не знаю, как в Одессе, но для своего возраста вы выглядите просто шикарно.

– А вы и про возраст мой разузнали?

– Ничего не поделаешь, служба.

– Согласна, дурацкий вопрос.