Последним по времени событием в истории Бреста отмечено, под 1886 годом, посещение его Государем, Государыней, Наследником Цесаревичем, Великими Князьями Георгием и Владимиром Александровичами и обоими Великими Князьями Фельдмаршалами. Высочайшие Особы принимали тут принца Прусского Вильгельма, впоследствии императора Германского.
Может быть, очень мало других городов, подпавших власти Речи Посполитой, которые, подобно Бресту, к 1810 году, то есть ко времени Отечественной войны, цвели таким обилием католического монашества. Один перечень имен собственных всяких монашеских орденов, имевших тут прочную оседлость, представляет роскошнейший букет когда-то живых, теперь посохших цветов. здесь имелись налицо: иезуиты, бернардинцы, бригиты, доминиканцы, трипиторы, базилианцы, августиане; на том необширном месте, которое занимает крепостная цитадель, стояло четыре монастыря, а по предместьям рассеяны были другие, не считая костелов. Подобного количества католических храмов поискать в другом городе; но от самых зданий монастырских и костельных осталось очень немногое, так как все они заняты и перестроены для военного ведомства и служат где лабораторией, где госпиталем или батареей. на том месте, где высился августианский монастырь, построен крепостной собор.
Переменив свое русское имя Берестье на польское Брест или Подлясье в самом конце XIV века, город этот, как сказано, сделался местом окончательного появления на свет той знаменитой униатской веры, с последними следами существования которой приходится еще и теперь иметь дело православию как в Холмской земле, так и в Подлясье.
Какая-то немилость Божия тяготела на этих пошатнувшихся в православии местах и сказывается в том, что слово и понятие «уния», которое должно бы изображать союз, братство, связь, для Польши и Литвы стало роковым не единожды, а дважды.
Одна уния, первая по времени, была политической и должна была свидетельствовать о родственном слиянии, о братстве, чуть ли не тождестве Польши и Литвы. Эта уния, задуманная и воплощенная в своем первообразе Ягайлой со стороны Литвы и Ядвигой со стороны Польши, ставших супругами, переживала целый ряд подтверждений, толкований и объяснений. Подтверждают, как известно, только то, что шатко. Несмотря на то, что эта уния юридически воплотилась в XIV веке, при Ягайле, ее снова, но в измененном виде, уже более похожем на петлю для несчастной Литвы, навязывает Литве князь Литовский Александр (женатый на дочери царя Иоанна III Елене и при дворе которого первое место занимал русский князь Михаил Глинский), став королем Польским; но литовские депутаты не освящают этой петлеобразной унии своим рукоприкладством. Наконец, на сейме в Люблине король Польский Сигизмунд силится скрепить ее снова, но уже не петлей, а настоящим мертвым узлом, и приказывает Литве присягнуть Польше, несмотря на то, что один из представителей Литвы, жмудский староста Юрий Коткович (Хоткевич) представил королю, в живых и ярких красках, всю горечь, все отчаяние Литвы, теряющей свой самобытность, причем все бывшие при этом литовцы пали пред убивающим их самобытность королем на колена! Не таким, конечно, изображено это грустное историческое событие (которое весьма метко характеризует Коялович) художником Матейкой: у него только и есть на картине унии общий восторг; совершенно такой единодушный, полный детской увлекательности восторг изображен в другой известной картине Поля Делароша «Клятве якобинцев». но относительно якобинцев это правда, относительно люблинского сейма это заведомое искажение исторических фактов. Петлей, мертвым узлом оказалась для Литвы, в своем последнем преобразовании, эта знаменитая политическая уния, явившаяся на свет в виде свадебного бантика, связавшего пред католическим алтарем Ягайлу с Ядвигой.
Другая уния, религиозная, ставшая по немилости Божией тоже роковой, началась также в Бресте. Исторические даты её вкратце должны быть помянуты. Было такое время в Польше, когда протестантство обуяло Речь Посполитую и папство было очень близко к тому, чтобы потерять Польшу и Литву, эти очень ценные камни в своей тиаре; именно здесь, в Бресте, напечатана была в те дни на польском языке, в 1563 году, иждивением князя Николая Радзивилла, Библия, что обошлось ему 10,000 червонцев, — сумма огромная для тех времен. Одним из важнейших протестантских центров была Вильна, и туда-то в самый год люблинской унии втянулись с Запада приглашенные по совету добрых людей для борьбы с протестантством иезуиты. Протестантство скоро измаялось в борьбе с иезуитами. При Стефане Батории, в области, отторгаемые им от Москвы, немедленно вводились иезуиты; это было также временем знаменитого визита Антона Поссевина в нашу первопрестольную столицу.