По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

Трудно, очень трудно сказать что-либо новое о величайшей святыне Русской земли, о Троице-Сергиевой лавре. Но от поры до времени необходимы подобные повторения. Во-первых, все то, что в свое время сказано о лавре Карамзиным, Снегиревым, Шевыревым, Муравьевым, Горским и другими писателями, вовсе не было прочитано многими по разным, часто неуважительным причинам; во-вторых, потому что есть целый ряд таких исторических событий, таких памятников искусств, таких отделов знаний, которые, в силу того, что они как бы известны всякому гимназисту, остаются именно поэтому неизвестными или, лучше сказать, забытыми взрослым человеком. Напоминание в подобном случае — совершенная необходимость, оправдывающая смелость попытки сделать очерк такой обширной и древней обители, какой является Троице-Сергиева лавра.

Немного мечтательный паломник Муравьев, талантливость и заслуги которого в описаниях русской святыни, к сожалению, забываются, начинает свое описание лавры с лунной ночи; старцы на молитве еще стоят в кельях, несется ароматный запах от скошенного сена, золотятся в месячном свете маковки храмов и слышится порой крик ворона, бьющего крылом в железную крышу древней башни. Шевырев, по преимуществу ученый эпик, подъезжал к лавре ясным вечером, причем над лаврой сияла радуга; в Москве, замечает он, радуга ломается о верхи колоколен, в лавре, в лучах заходившего солнца, оба конца её упирались в чистое поле и ярко горели все её семь цветов.

Снегирев начинает с перечня того, как от XII века, начиная с игумена Даниила и полоцкой княжны Евфросинии, многие русские люди ходили на поклонение святыне вообще и Сергиевой в особенности, и дает много ценных исторических указаний о пути между Москвой и лаврой, совершавшемся пешком или на долгих, — пути, уже более не существующем, благодаря железной дороге.

Эти снегиревские указания крайне любопытны и свидетельствуют очень наглядно о том, как быстро слизывает у нас время исторические памятники еще очень близкого былого, и то, что в конце концов прочнее всего сохраняются они, все-таки, в письменном и изустном слове, как бы в насмешку над камнем, железом и бронзой.

Все московские патриархи, и некоторые другие святители далекого Востока и почти все великие князья, цари и императоры посещали Сергиеву обитель именно этой дорогой от Москвы на село Алексеевское, Танинское, Мытищи, Хотьков монастырь, Радонеж. Путешествия царей назывались «Троицкими походами»; церемониал их бывал великолепен, и часто, по примеру Сергия, «никогда не ездившего на коне», совершались эти походы «пешком». По пути стояли в пяти местах великолепные «путевые дворцы», в трех местах имелись «станы в шатрах», и, кроме того, устраивались «слазки», в которых выходили из карет, восков и колымаг для переодевания. О подобном путешествии царя оповещались задолго вперед лавра и попутные к ней места; игумну с братией писали: «его величества пришествие к ним будет». Шествие растягивалось очень длинно. Шли и ехали на конях стрельцы и пушкари, скороходы, бояре, дворяне, спальники, стряпчие и другие; за царевым поездом следовал не менее пышный царицын; воски и телеги имели особые назначения: «образной» с образами для царского моления, «постельной» с путной царской постелью, «портомойной» с бельем; в особую «поборную» телегу складывались подносимые государю дорогой вещи; особый «укладничий» смотрел за укладыванием вещей. Походы царские совершались очень медленно, «со всей прохладою»; по пути раздавали милостыню (царица Евдокия в 1636 году раздала 1 рубль 12 алтын; пышный патриарх Никон в 1683 году выдал за весь поход, считая тут и угощение царя Алексея Михайловича, 50 р. 29 алтын и 4 деньги); во многих местах дороги существовали «блинные», причем блины, уничтожение которых искони соединялось у нас с поминками, многократно подносились по пути также и странствовавшим державцам.