По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

В Нарве заслуживают особенного внимания фабрики барона Штиглица, составляющие часть величественных мануфактур, расположенных на самом водопаде и, так сказать, старающихся заслонить его. Здесь, прежде всего, любопытна лежащая в парке православная церковь, совершенно новая, красивая, освященная в 1875 году, построенная по плану архитектора Кракау, с шатровой колокольней, под которой вход в церковь, с пятью луковичными куполами над целой системой плоских кокошников. Внутри церкви, над невысоким двухъярусным иконостасом, бросается в глаза и царит над всем храмом огромный фреск, работы Плешанова, с картины Бруни, изображающий один из моментов Откровения Иоаннова, глава IV. Это — совершенно исключительно-видное расположение фреска; он преобладает над всей церковью и внушительно смотрит на молящихся своими громадными апокалипсическими изображениями — чрезвычайно благодарный архитектурный мотив. Справа от алтаря сход по белой мраморной лестнице в склеп церкви, где покоятся барон Штиглиц и его жена; над могилами их белые мраморные гробницы; множество посохших цветов и венков с различными надписями прислонились к белым мраморным стенам склепа, па память о дне погребения.

От церкви путь к фабрикам ведет по хорошеньким аллеям; здания фабрик возвышаются над самой пучиной нарвского водопада. Несмотря на свое большое историческое прошедшее, полное самых долгих и спорных войн, при встрече двух мировоззрений — славянского и германского, Нарва в настоящую минуту питается, если можно так выразиться, своими мануфактурами, колоссальнейшими созданиями современности, как бы сдавившими водопад, одно из роскошнейших явлений нашей северной природы. Право, трудно разобраться в тех впечатлениях, которые невольно одолевают посетителя: жалеть ли о дикой, пустынной красоте водопада, навсегда утра-ченной? Удивляться ли, или радоваться могуществу мысли человека, одолевающей неизмеримые силы природы и загораживающей своей торговой предприимчивостью эту чудесную красоту? Сто тысяч лошадиных сил шумит в водопаде постоянно, так как он низвергает по 60,000 куб. футов в секунду, а на 1,000 сил нужны 600 куб. футов; всеми мануфактурами, стоящими над ним, взято в работу только около 10,000 сил (7,000 кренгольмской и 3,000 барона Штиглица), следовательно ⁹/₁₀ могущества водопада еще и теперь растрачиваются на безумный рев и грохот, на бесполезное подтачивание несокрушимых скал; но нет никакого сомнения в том, что все эти силы долгое время гулять не будут.

Здесь, в Нарве, на шумной и быстрой реке Нарове, уже с 1223 года толпились датчане, затем немцы и шведы, но еще раньше были тут русские, и место называлось Ругодив. Немецкие рыцари, эти крестоносные банкиры и ростовщики балтийского побережья, купили городок у датчан в 1347 году. XVI и XVII столетия — это длинный ряд войн, и самых кровавых, за обладание этим местом. Иоанн III, в 1492 году, ставить против немецкого замка, высившегося на левом берегу Наровы, свой замок Ивангород на правом; оба они держатся и до сегодня в своих могущественных сухих очертаниях; в 1700 году осаждал Нарву, от сентября до ноября, Петр I, но неудачно, и только в 1704 году, после четырехмесячной осады и десятидневного бомбардирования, взял и город, и крепость, в августе месяце. Различны были дни боя в 1700 я 1704 годах; в 1700 году дула в лицо русским могучая ноябрьская снежная буря, и остатки отступившей армии были спасены стойкостью новосозданных полков, Преображенского и семеновского; в день окончательного покорения Нарвы, в 1704 году, напротив того, стояла ясная августовская погода. Но различие погоды и исхода боя вполне покрывались однообразием последствий: груды убитых сваливались в Нарову, и долгое время жители города не могли употреблять в пищу местных угрей, откармливавшихся этими трупами. «Не чужая эта кровь, а русская!» — воскликнул Петр, бросая, по взятии города, свой меч на стол, — меч, которым, въезжая в город бок-о-бок с фельдмаршалом-лейтенантом Огильви, собственноручно заколол он одного из грабивших солдат своих и доказал этой расправой, к каким средствам надо было прибегать, чтобы удержать остервенение давнишней, столетиями вскормленной ненависти. Еще и доселе слышится в Нарве та могучая пощечина — о ней рассказывает биограф Карла XII, Адлерфельд, — которую дал Петр Великий шведскому коменданту Горну, перед тем, чтобы запереть его в каземат и заставить испытать на себе те сладости крепостного заключения, которые заставлял он так старательно испытывать русских пленных.