По щучьему велению

Емеля услышал её издалека. Блины он тоже очень уважал, но сейчас ему было не до угощения. Он сидел на родной печи, и всё бы ничего, но она не стояла тихо-мирно на своём привычном месте в избе, а во весь опор неслась по улице! Дымя трубой, печь лихо скатилась с горки – Емеля еле успел вцепиться в кадушку с говорящей щукой, чтобы она не вывалилась в придорожный сугроб.

Печь вылетела на дорогу, но скорость не сбавила – продолжала нестись во весь дух. Емеля не знал, как её остановить или хотя бы немного притормозить – это же не лошадь, у неё поводьев нет! Даже самому ухватиться было не за что, разве что за трубу. Да ещё нужно следить за кадушкой со щукой! Поэтому и оставалось только вопить от ужаса во всё горло.

До сих пор на его пути никто не попадался, но вскоре Емеля заметил впереди весёлую толпу ряженых и заорал ещё громче:

– Ой-ой-ой-ой! Отойди! Разойдись! Разойдись!

Мужики и бабы, шествующие с чучелом Масленицы, так громко пели и смеялись, что не сразу расслышали его крики. Наконец они оглянулись и, увидев несущуюся прямо на них печку, с шумом и воплями стали разбегаться в разные стороны. Про чучело они сразу забыли и впопыхах бросили его. Масленица стала медленно заваливаться вперёд, но в этот момент Емеля налетел на неё, обхватил двумя руками и едва не ткнулся носом прямо в нарисованное соломенное лицо. Испугавшись от неожиданности, он отшвырнул чучело, и оно, отлетев в сторону, воткнулось в снег у дороги.

Но едва Емеля успел перевести дух, как его подстерегла новая опасность: он заметил посреди дороги зайца!

– Поберегись! – что есть силы завопил он.

На этот раз печка словно услышала его. Она завернула вправо, где высился здоровенный сугроб, взмыла над ним и сделала переворот в воздухе, как заправский лётчик, выполняющий фигуру высшего пилотажа.

У Емели на миг перехватило дыхание, но в следующую секунду он уже орал с новой силой:

– А-а-а-а-а-а!!!

Завершив пируэт, печка приземлилась на прежнее место, и Емеля вместе с ней, судорожно прижимая к груди кадушку. Как из неё не выплеснулась щука, он и сам не понимал. Уцелевший заяц ошарашенно уставился вслед несущейся дальше печке, как совсем недавно собака Емели. Вскоре печка вылетела к речке и заскользила по льду, по счастью, ещё достаточно прочному, чтобы выдержать такое необычное средство передвижения. По ней в основном сани перемещались, а не сложенные из кирпичей русские печи!

На ровной поверхности скорость немного замедлилась, и Емеля смог перевести дух. Первый испуг прошёл, и он наконец осознал, как это здорово – катить по деревне верхом на печи, удивляя соседей и распугивая прохожих. Гораздо веселее, чем ехать с горы в корыте!

Осторожно отставив кадушку со щукой и убедившись, что она не упадёт, Емеля поднялся во весь свой немалый рост.

– Э-ге-гей! – крикнул он, и его голос разнёсся по пустынной реке и её окрестностям звонким эхом.

Человек так устроен, что быстро ко всему привыкает. Вот и Емеля уже не находил в своём путешествии ничего особенного: ну самоходная печка – подумаешь, чего только не бывает! Не так уж странно по сравнению с говорящей щукой…

К тому же ветер свистел в ушах, а мороз и не думал отступать – зима всё же крепко держала оборону и не собиралась уходить так скоро. Народ в деревне собрался на её торжественные проводы, но чучело Масленицы так и не сжёг – а всё по его, Емелиной, вине! Теперь зима ещё надолго затянется, на весь март…

Брови у него покрылись изморозью, он уже просто дрожал от холода.

– Стой! – скомандовал он, убедившись, что печка как-то его слышит и чудесным образом исполняет приказания.

Та и правда послушалась – резко затормозила и остановилась.

– А мороз-то кусается! – пожаловался Емеля.

– Про мороз желания не было, – отозвалась щука.

Она, казалось, совсем не страдала от холода, сидя в своей кадушке.

– А нельзя, чтобы зима трескучая в лето превратилась? – в шутку поинтересовался он.

Щука только усмехнулась.

– Хорошо подумал? – уточнила она.

Но Емеля уже не нуждался в её советах – теперь он и сам знал, что надо делать. Повторив по себя несложные слова заклинания, парень твёрдо и громко произнёс:

– Так. По щучьему велению, по моему хотению, хочу, чтобы зима стала летом!

– Ну, хозяин – барин! – невозмутимо кивнула щука.

Вначале ничего не происходило, но потом всё вокруг начало стремительно меняться. Лёд таял на глазах, с каждым мгновением становясь всё тоньше и ненадёжнее. Он уже с трудом удерживал тяжёлую печку, но Емеля этого пока не замечал: он с восторгом оглядывался по сторонам, не веря своим глазам.

– Хо-хо-хо! Получилось! – ликовал он. Его так распирала радость, что он по слогам повторил: – По-лу-чи-лось!

Лёд под печкой просел, и Емеля, не удержав равновесия, плюхнулся в реку, а печь стала стремительно погружаться, и через несколько секунд из воды торчала только верхняя часть и труба, из которой вылетали последние маленькие искорки.

Берега реки тем временем на глазах покрывались зеленью – из-под земли пробивалась молоденькая травка, на деревьях лопались почки, и ветви обрастали крохотными ярко-изумрудными листочками.