По следам большой смерти

Коваль чуял металл, первоклассные сплавы и механизмы, уснувшие в недрах горной гряды. Одновременно тут присутствовало нечто потустороннее, отголосок неясной пока опасности. Это не была Слабая метка; похожие чувства он испытывал, приближаясь к гнезду Озерных колдунов. Слабая метка несет в себе сказочный привкус, она всегда непостижима и пульсирует, как гнойный нарыв на теле земли. Но Метка - явление того же плана, что смерч или сход ледника. Она возникает там, где мать-земля устала от грязи людишек…

А здесь сквозь толщу горы пробивались очень странные вибрации. Волшебство. Бердер об этом предупреждал. Настоящее волшебство, от которого встают дыбом волосы и начинается икота. Чародейство, которого не бывает просто потому, что такого не может быть никогда.

Под сандалиями будущего послушника скользили облизанные ветрами гранитные плиты, но метром глубже дышала сыростью пустота. Пещера простиралась под землей во все стороны, словно Артур оказался на верхушке исполинского термитника. Доносились мозговые излучения нескольких десятков человек; все они, похоже, спали, кроме тех, кто ждал ночного гостя. Артур напрягся изо всех сил, пытаясь обнаружить в людях враждебность. В бодрствующих он не нащупал ничего плохого, кроме легкого раздражения. Однако, переместившись глубже, столкнулся с неприкрытой злобой. Кто-то здесь его заранее ненавидел.

Но ведь для того, чтобы испытывать ненависть, совсем не обязательно родиться человеком…

Во мраке возник лучик света. Приоткрылась узкая дверца в массивной створке ворот, оттуда помахали рукой. Коваль обнаружил себя стоящим посреди круглого двора, обнесенного невысокой каменной кладкой. Кибитка уехала. За парапетом с трех сторон зияла пропасть. Он остался совсем один, лязгающий зубами и промокший до нитки.

Массивные двери открылись прямо в толще горы. Артуру никто не предложил вытереться или погреться у очага. Вместо этого узкоглазый дядька с козлиной бородой жестами повелел снять всю одежду, кроме кожаных шортов, а также обувь и идти за ним. Сам монах оставался в толстой шерстяной накидке, войлочных чунях и держал в руке красивый масляный фонарик. Когда свет от лампы мазнул по его лицу, Артур заметил несколько сложных шрамов под глазами и синюю повязку поперек лба. Ни слова не говоря, привратник начал спуск по узкой лесенке, выдолбленной в скале. Не прошло и минуты, как Артура пробрал дикий холод. На сводчатых стенах поблескивал иней, пятки примерзали к полу.

Спустившись метров на двадцать в глубину, дядька откинул холщовую занавеску и пошел, согнувшись, внутри гулко звучащей стальной трубы. За следующей занавеской он оставил Коваля одного, посреди полутемной залы, похожей на танцплощадку или цирковую арену. Следуя старой бойцовской привычке, Артур отступил спиной к стенке, выровнял дыхание и прислушался. Теперь он ощущал себя внутри огромной головки сыра. Это была гора, но гора почти пустая внутри и напичканная металлом. То, что он принял за танцплощадку, оказалось крышкой колоссального раздвижного люка. Сверху тянуло сквозняком через неплотно закрытые створки еще одного люка, и кисло пахли скрытые в стенах механизмы. Моторы давно умерли, электричество не поступало, отрезок вертикальной шахты освещался только пламенем факелов.

"Чёрт подери, да, это пусковая шахта. Вон и направляющие, и сопла газоотводных каналов…"

– Подойди ближе, мирный человек!

Коваль узнал гнусавый голос бурята. Интересно, как толмач его опередил? Или прискакал вместе со всадниками эскорта?

Артур пошел вдоль стеночки, не решаясь наступать на рифленую поверхность люка. Бердер предупредил его, что монахи большие озорники, могут такую подлянку подстроить, типа капкана или волчьей ямы! На противоположной стороне шахты за узкой открытой дверцей начинался шаткий навесной мостик. Мостик болтался над двадцатиметровой пропастью. Внизу на ржавых рельсах стоял самый настоящий поезд, только уменьшенный раза в два. Открытые платформы чередовались с аккуратными цистернами, а место локомотива занимала ручная дрезина. С обеих сторон состав терялся во мраке под полукруглыми арками тоннелей. Слева и справа от себя Коваль заметил еще несколько хрупких мостков, подвешенных над железной дорогой. Все эти сходни упирались в широкий балкон. С балкона свешивалась стеклянная будка диспетчерской. Сохранились не только стекла, но и пульт с телефонами, и даже плакаты с картинками на тему неотложной помощи. За будкой пространство балкона занимали вертикальные консоли с разбитыми в хлам мониторами. В зарослях паутины змеилась обгоревшая проводка и скалились пасти трансформаторных шкафов. Посреди этого великолепия горел костер. По потолку между рядами разбитых прожекторов плясали кривые тени.

Перед тем как подойти и представиться, Артур еще раз глянул вниз. Поезд застрял на свободном пространстве между двумя тоннелями. Напротив цистерн, на равном расстоянии, из стен торчали конусы с кранами и соединительными муфтами. Поверх заборных устройств возвышались жерла огнетушителей и тускло поблескивали ряды циферблатов.