Прибыв на место раскопок, мы немедленно приступили к работе. Шекельфорд и Ванг работали лопатами, а я исследовал края ложбины, нащупывая землю киркою. На самом дне ложбины мое внимание привлек осколок кости. Я крикнул товарищей, и мы общими силами стали раскапывать землю, роясь в ней, как таксы. Мы извлекли несколько костей, которые так окаменели, что мы легко извлекали их, без риска их повредить. Из-под наших лопат появлялись одно за другим все новые и новые сокровища. Мы были так возбуждены, что со стороны могли бы показаться помешанными. Но вот мои пальцы неожиданно нащупали огромную глыбу; Шекельфорд начал рыть в этом месте и мы извлекли зубы! В эту ночь мне приснился вещий сон — будто я нашел череп Белуджитерия. Теперь сон сбывался наяву!
Череп лежал глубоко в земле; освободив часть зубов, мы решили, что нам пора остановиться, чтобы не навлечь на себя проклятий со стороны палеонтолога. Мы собрали драгоценные кости, уложили их в мешок, нежно, как мать, оберегающая новорожденного ребенка, перенесли их в мотор и помчались в Тсаган Нор. Наступал вечер, когда мы с ликованием ворвались в лагерь. Гренжер на своем веку сделал достаточно ценных открытий, и его трудно было чем-нибудь поразить, но и он при первых наших словах взволнованно вскочил с места и молча, с большим вниманием принялся рассматривать наши находки.
Рано утром мы всей компанией двинулись в путь, как на праздник, весело распевая песни. Четыре дня проработал Гренжер над извлечением черепа; его пришлось покрыть плотной оболочкой из ветоши и пасты, чтобы он мог выдержать предстоявший переезд на моторе, верблюде, по железной дороге и на пароходе, — вплоть до Нью-Йорка.
Мы знали, что Белуджитерий был животным колоссальных размеров; тем не менее, величина его костей привела нас в изумление. Голова его имела в длину пять футов, а шея должна была напоминать массивную колонну. Самый крупный из известных носорогов показался бы карликом по сравнению с ним.
После этого мы сделали еще несколько небольших экскурсий. Наступило уже 9-е августа, и хотя еще стояла жаркая погода, однако к востоку уже потянулись длинные вереницы диких уток и гусей, — верный признак близкого наступления холодов. Нужно было спешить. Однако, посоветовавшись между собою, мы решили провести еще день на южном берегу озера, где Беркей и Моррис нашли плиоценовые ископаемые. Ехать по дюнам на моторе было невозможно, и мы отправились в путь на верблюдах. И эта поездка дала свои результаты: мне посчастливилось найти прекрасно сохранившийся олений рог, принадлежавший далекому предку американского лося и европейского оленя. Солнце склонялось к горизонту, когда мы собрались в обратный путь. У входа в дюны нас настигла тьма, с востока поднялся сильный ветер. Мы стали подгонять верблюдов, опасаясь заблудиться. К нашему удовольствию, ветер внезапно стих, тяжелые тучи, скопившиеся на небе, рассеялись, и яркая луна осветила нам дорогу.
Глава VIII
Огненные скалы
Наша Центрально-азиатская экспедиция выехала из Тсаган Нора в полном составе. Утром следующего дня мы увидели перед собой Артса Богдо, — невысокий горный хребет. Здесь мы решили сделать первую остановку и раскинули палатки на склоне цветущего холма, у подножья горы.
Нам предстояло выработать дальнейший план путешествия с тем расчетом, чтобы к 5 сентября достигнуть Сайр Усу, источника, находящегося в трехстах милях к востоку, на нашем обратном пути. Как только Мерин прибыл с верблюдами в Артса Богдо, мы двинулись вслед за караваном по направлению к Сайр Усу. Беркей и Моррис успели предварительно сделать небольшую экскурсию в Алтайских горах, близ Гурбун Сайкана; Гренжер производил раскопки дальше, к северу, а я, оставив лагерь на попечение Шекельфорда и Колгега, отправился, в сопровождении Тсерина и охотника-ламы, к западным вершинам Артса-Богдо. По совету охотника, я захватил с собой только меховые мешки и провизию на пять дней, нагрузив этим одного пони.
Мы проехали девять миль, когда Тсерин остановил меня и взволнованно зашептал по-китайски: «Рога! рога!». Я взял в руки полевой бинокль и ясно различил на одной из вершин неподвижные силуэты косуль. Осторожно поднимались мы вверх, заглядывая в каждое ущелье. Косулю вообще очень трудно заметить, даже когда она находится совсем близко: ее коричневая шерсть совершенно сливается с темной окраской скал и травы; а когда она лежит, то становится почти совсем невидимой. Косули очень осторожны. При каждом стаде у них имеются два или три дозорных.
Впрочем, их боязливость вполне понятна: ведь на каждом шагу им грозит гибель, — или от руки человека, или от волков, или от громадных черных ястребов, парящих в воздухе и зорко высматривающих добычу.