Помню, однажды, после тяжёлого перехода через пески, я со своими спутниками — рабочим казахом С. Урюмовым и фотографом Е. А. Поляковым — вышел на пространство Ангка-калинских такыров. У ног наших верблюдов, у подножья пройденных песчаных холмов, расстилалась гладкая глиняная равнина, покрытая багряной россыпью античной керамики. А над ней поднимался квадрат серовато-розовых сырцовых стен, покрытых частыми, высокими щелями стрельчатых бойниц с прямоугольными башнями по углам и посредине пролетов.
Крепость, простоявшая больше полутора тысячелетий, казалась покинутой только вчера.
Наш маленький караван прошел между мощными пилонами ворот, внутри прохода которых тоже глядели настороженным взглядом темные щели бойниц, и вышел на гулкую площадку двора. Такыр двора, растрескавшийся многогранниками, в щелях между которыми зеленели ростки пустынной растительности, казался вымощенным булыжником. Я поднялся по песчаному откосу на стену и пошёл узким коридором стрелковой галереи, спугнув по дороге нашедшую здесь убежище степную лисицу.
Малиновое пламя заката, охватившее западную половину горизонта, предвещало разразившуюся на следующий день песчаную бурю. И там, на западе, за тяжелой грядой пройденных нами песков, в багряное море зари врезались черные силуэты бесчисленных башен, домов, замков. Казалось, это силуэт большого многолюдного города, тянущегося далеко на север, где темнеет абрис суровых хребтов Султан-Уиздага, замыкающий с севера горизонт.
Но мёртвая тишина пустыни, предгрозовое молчание песков окружали меня. Этот, созданный некогда трудом человека, мир был мёртв. Замки и крепости, города и жилища стали достоянием воронов, ящериц и змей.
Это ощущение сказочности, призрачности окружающего, забываемое в разгаре работ, в оживлении экспедиционного лагеря, неизменно выступало в дни одиноких разведок. Когда я целыми днями бродил один по такырам мёртвых оазисов Беркут-Калы и Кават-Калы, нанося развалины на планшет, нередко это ощущение становилось особенно острым. Дома и замки VIII–XII веков стояли почти не тронутые временем. Гладкая поверхность такыров зеленела эфемерной растительностью. Повсюду до горизонта поднимались среди песков силуэты построек. Казалось, что ты затерян в каком-то заколдованном царстве, в мире миража, ставшего трёхмерным и материальным. Но сказку надо было сделать историей. Надо было прочесть глиняную летопись мертвого Хорезма.
О древнем Хорезме мы знали очень мало, почти ничего. До нас дошли ничтожные сведения о периоде, предшествовавшем здесь арабским завоеваниям. В годы жестоких битв и порабощения Средней Азии арабами (в VII и VIII веках) погибло многое из сокровищ древней цивилизации. Погибли и древние исторические хроники Хорезма, сожженные арабским полководцем Кутейбой, покорившим Хорезм в 712 году.
Великий хорезмийский учёный рубежа X и XI веков Абу-Райхан ал-Бируни сообщает нам в своей книге о летоисчислениях древних народов:
«И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех учёных, что были среди них, так что покрылось все это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама».
А нам было важно узнать именно то время, которое предшествовало нашествию арабов и приходу ислама.
Нам нужно было узнать, какой был строй в эпоху до арабских завоеваний, какая была письменность, как были развиты ремесла, искусства; как было развито земледелие, какие были культурные связи с другими странами Передней Азии.
Буржуазные историки много говорили о благотворном влиянии арабской культуры на развитие среднеазиатской цивилизации. Так ли это? Действительно ли были благотворны походы чужеземных захватчиков, огнём и мечом прошедших по цветущим землям Средней Азии?
Исторические данные говорят нам о том, что в начале XII века Хорезм стал центром величайшей империи Востока, распростёршейся от границ Грузии до Ферганы и от Инда до Северноаральских степей. События его истории оказываются в центре внимания восточных источников. Этот головокружительный подъем до того почти безвестной, расположенной на окраине мусульманского мира, страны производит впечатление совершенной неожиданности.
Какова же роль Хорезма в древней истории Среднего Востока?
Страницы потерянной книги, уничтоженной Кутейбой, могли восстановить только археологи. Перед нами был блестящий пример. Все мы знаем, что еще в начале XIX века было мало известно о древней истории Египта, Вавилона, Ассирии. Наука фактически ничего не знала о таких могущественных государствах древнего Востока, как Хеттское, Митаннийское, Урартийское.
Та обширная глава всемирной истории, которая сейчас является достоянием каждого грамотного человека, почти целиком обязана своим созданием упорным археологическим работам, которые развернулись на Ближнем Востоке в XIX столетии и с успехом продолжаются в настоящее время.