Говоря об этом, Дзасов принял покаянный вид, чувствовалось, что он старается выгородить себя, хотя было ясно, что махинации с мясом приносили и ему немалые дивиденды. Умолчать же об этом совсем, видимо, боялся: лучше уж сказать правду о таких «маленьких» неблаговидных делах, чем оказаться замешанным в историю с убийством.
На вопрос о том, у каких именно охотников Буеверов скупал дичь, Дзасов дал ответ настолько неожиданный, что Дараев даже перестал писать и недоуменно смотрел на буфетчика — уж не смеется ли он над ними.
— Кумратов, — убежденно повторил Дзасов. — Исхак Кумратов. Хороший охотник. Кабанов бо-о-оль-ших привозил.
— Он обычно бывал здесь, в шашлычной?
— Нет. Не заходил. На подводе во двор заезжал. Мясо отдаст в мешке, деньги получит — и домой. Непьющий.
— Вы знаете Кумратова?
— Видал не раз. Фамилию знал, имя знал, как охотника знал. Кто он такой, не спрашивал.
— Черт, нелепость какая-то, — тихо пробурчал Вадим Акимович.
— Что сказал? — повернулся к нему буфетчик. — Не веришь? Зря не веришь: клянусь, правда. Я…
— Хорошо, хорошо, — перебил его Жунид. — Последний вопрос: где Буеверов?
Дзасов развел руками, хлопнул себя по толстым ляжкам.
— Вчера утром ушел. Сильно сердитый. Сказал — трест ресторанов и столовых в командировку посылает. Мясо в колхозах покупать. На неделю, сказал.
— Это все?
— Клянусь, все.
— У Буеверова с собой ничего не было? Вещей, чемодана? Буфетчик наморщил лоб, заморгал, вспоминая. Лицо его вспотело от страха и от напряжения, он вытирал его рукавом несвежего халата.
— Нет. Кроме того, что сказал… Не знаю…
— Что общего было у Буеверова и Бекбоева?
— Рахман редко приходил. Долго не засиживался. Зачем приходил — не знаю…
— Подпишите протокол. И позовите вашего подручного.
— Эй, Залимхан! — крикнул Дзасов. — Иди сюда. Паренек тотчас появился за занавеской: в том, что он слышал весь допрос от первого слова до последнего, сомнений не оставалось. Впрочем, Жунид на это и рассчитывал.
— Ну, а ты? — спросил он. — Тоже ничего не замечал? — и едва заметно улыбнулся.
Глаза у Залимхана округлились.
— Алексей Петрович сапоги мыл. В земле были. Увидел, что я смотрю, прогнал сразу: чего, сказал, шпионишь… — паренек побагровел, сообразив, что выдал себя.
— Да-а-а, — протянул Дараев неопределенным тоном — не то осуждающе, не то одобрительно. — . Нехорошо подслушивать.
— Но я…
— Ладно, — сказал Жунид. — Простим на первый раз. — Когда это было?
— Четвертого мая после обеда! — выпалил Залимхан, воспрянув духом. Видимо, он успел обдумать свои слова за ранее, слушая, как допрашивали буфетчика.
— А почему ты обратил на это внимание? Залимхан мотнул головой.
— В перерыв я на почту ходил. После перерыва пришел — он сапоги моет. Где испачкал? Чего копал?
Жунид встал, рассеянно достал папиросу, постучал мундштуком по крышке коробки.
— Лопата у вас тут есть? — вдруг спросил он.
— Есть, — удивленно отозвался Дзасов. — Была где-то.
— Принесите. И фонарь какой-нибудь.
— Фонаря нет. Лампа керосиновая. Притащить? — у Залимхана возбужденно заблестели глаза.
— Тащи.
Шукаев сразу повел их в каретный сарай. Дзасов и Залимхан, разумеется, знали о его существовании, но недоумевали, зачем их сюда привели: оба считали сарай бесхозным и давно никому не нужным. Замок их не удивил: Буеверов повесил его год назад, сказав, что будет добиваться от треста капитального ремонта, чтобы за счет пустующей площади сарая расширить шашлычную. Трест отказал, а замок с тех пор так и висит.
— Ты думаешь, что… — Дараев наклонился к уху Жунида, и конца фразы никто, кроме Шукаева, не расслышал.
— Посмотрим.
В сарае они пробыли минут сорок. А когда вышли, пыльные, грязные, с пятнами ржавчины и грязи на брюках и сапогах, в руках у Шукаева было завернутое в промасленную перепачканную землей бумагу охотничье ружье Шестнадцатый калибр. Ни он сам, ни Дараев ни минуты не сомневались, что это было ружье Кумратова, из которого его убили. Оставалось узнать, кто это сделал. Сам Буеверов или кто-либо Другой.
Из аула Халк, куда они ездили к вдове Кумратова предъявить ей ружье мужа на опознание, Вадим и Жунид вернулись ночью. Все сходилось. Вдова из трех охотничьих ружей (еще два взяли в лесничестве) сразу узнала берданку Исхака. На цевье под затвором были мелко вырезаны ножом две буквы — И. К. — Исхак Кумратов.
Она уже знала о его гибели и залилась слезами, увидев ружье. Жунид, как мог, успокаивал ее, стоя с хмурым лицом.
— Не надо… Что ж теперь сделаешь, — он сам понимал беспомощность и ненужность всяких слов. — Одно мы можем вам обещать — злодеи не уйдут от расплаты…