- Нет. Видите ли, я назвал себя поэтом несколько в другом смысле. Люди, по моему глубокому убеждению, делятся на две категории: одни воспринимают действительность такою, какова она есть, другие, в зависимости от своего настроения или вдохновения, если хотите, умеют расцветить мир любыми красками. Согласитесь, что последние имеют право хотя бы в мыслях причислять себя к поэтам…
- И вы включаете себя в их число? - спросил Дараев.
- Включаю - не то слово. Я ощущаю себя в их числе. К сожалению, таких людей значительно меньше, чем всех прочих, и их труднее найти. Впрочем, я оговорился: не к сожалению, а к счастью. Ведь избранные - это всегда те, которых меньше, не правда ли?
Он явно издевался над ними!
В глазах у Дараева уже вспыхнул было недобрый огонек, но Жунид незаметно положил ладонь ему на колено, показывая, что все идет, как полагается, и не следует нервничать.
- Вы правы, - любезно ответил Жунид. - Избранных действительно всегда меньше. Но если вникнуть в смысл глагола «избирать», то никогда не мешает поставить себе вопрос: кем избранных и для какой цели? Не станете же вы, например, отрицать, что преступников меньше, чем честных людей? Означает ли это, что преступники - избранные? Едва ли. Скорее - отверженные…
- Не скажите, - с интересом посмотрев на Жунида, ответил Дзыбов. - Я глубоко убежден, что если к этим отверженным, как вы говорите, добавить потенциальных преступников, которые не стали ими фактически по разным причинам, то честных людей не останется вовсе…
- А я убежден в обратном, - возразил Жунид. - Если разбудить в любом или почти любом преступнике его добрые начала, дремлющие, так сказать, то и он будет честным человеком. В общем, я привык смотреть на преступника как на потенциально честного человека… Но если вы не возражаете, мы покончим с этой, безусловно, любопытной дискуссией и возвратимся к делу. Я попрошу вас отвечать на вопросы коротко и ясно.
- Хорошо, - уже без иронии отозвался Дзыбов. - Спрашивайте, я готов отвечать.
- Сколько вам лет? - спросил Дараев.
- А это имеет значение?
- По-моему, мы договорились: вы отвечаете коротко и ясно.
- Виноват. Давняя привычка: не умею обходиться без лишних слов…
- Итак?
- Тридцать семь.
- Где вы учились?
- Ставропольская гимназия. Известная гимназия… - В голосе Газиза прозвучало сожаление. - И люди там были известные… Неверов, Юхотников… да мало ли.
- Вы именно ее закончили?
- Нет. Отец уехал из Ставрополя и забрал меня. Кончал гимназию я уже в Екатеринограде… мечтал стать юнкером…
- Чем вы занимались после революции?
- Традиционный вопрос. Знаете, мне столько раз его уже задавали, что…
- Короче, пожалуйста, - не дал ему разглагольствовать Жунид.
Дзыбов театрально развел руками, как бы призывая Дараева в свидетели, что он, Газиз, изо всех сил старается быть полезным, а ему в этом так недальновидно мешают.
- Видите ли, - сказал он, поиграв глазами, - я буду с вами откровенен: то, что происходило тогда вокруг, особого сочувствия у меня не вызывало… Сначала я просто болтался. Потом, когда отец погиб, я пытался поступить в вуз. Но к нам, белогвардейским сынкам, сами знаете, отношение было не слишком доверительное. Словом, меня не приняли… Кстати, прошу заметить: ни в каких оппозициях и прочем не участвовал. Я не знаю, зачем вы меня сюда вызвали, и не догадываюсь, но говорю это так, на всякий случай…
- Где вы были в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября? - будничным тоном спросил Жунид.
В глазах Газиза мелькнуло мимолетное выражение настороженности. И сейчас же погасло. Впрочем, может, Жуниду и показалось.
- Прошел месяц. Я не помню.
- Знакомы с Талибом Бичоевым?
Дзыбов повел плечами, как бы отрицая саму возможность близкого знакомства с каким-то там сторожем.
- Я знаю его. Он знает меня. И только.
- Давно встречались с ним? - вмешался Дараев.
- Ах, вот в чем дело… - понял Газиз. - Числа я не помню, но, действительно, в конце сентября я с двумя приятелями приезжал к нему попросить парочку арбузов. Мы устраивали маленький кутеж по поводу… хотя нет, - без повода… А у Талиба - отменные дыни.
- С кем вы были?
Газиз улыбнулся и тихо, но твердо ответил:
- Извините, но у меня правило: никогда не называть имен и фамилий без крайней необходимости. Тем более - в беседе с работниками угрозыска.
- Почему? У вас был горький опыт? - быстро спросил Жунид.
- Нет. Из элементарного чувства порядочности. Ни я, ни те люди не совершили ничего противозаконного, мне они также ничего плохого не сделали. За что же я должен наградить их кучей хлопот? - Вы станете их вызывать, расспрашивать Бог знает о чем. Кому это приятно? Вот почему говорю вам сразу: не назову ни одного имени…
- Вы были двадцать первого сентября в Чохраке, - решительно перебил Жунид. - Что вы там делали?
- И на этот вопрос я отвечать не обязан, - уже несколько раздраженным томом ответил Газиз. - Но скажу: я приехал туда из другого аула за водкой. Я же сказал: устраивался легкий кутеж…
- Неубедительно, Дзыбов, - вставил Вадим.
- Значит, вы категорически отказываетесь отвечать, с кем приезжали к Бичоеву на бахчу? - продолжал Шукаев.
- Да.