По следам кисти

Дедушка стал моим опекуном. Он горячо полюбил родительские собрания, важно получал грамоты «За образцовое воспитание внучки», восторженно внимал похвалам. Мы с дедушкой смотрели по телевизору хоккей, орали шайбу, а если в школе намечалось политпросвещение, а я комсорг, то к моим услугам аккуратные дедушкины папки с вырезками из «Правды». Кстати, мне с кладбища перепадали дефицитнейшие подписки на толстые журналы. Я с детства читала все то, за чем охотилась читающая страна, а у меня – дедушка! У них для похоронной парторганизации была квота даже на журнал «Америка». И уж на- шу-то «Иностранную литературу» я знала всю. С бабушкой мы смотрели бокс, ей нравилось.

Дедушку никогда не волновали мои амуры. Его волновало прилежание и поведение, чтобы ему дали еще грамот. К моему первому замужеству дедушка отнесся с той же добросовестностью, с коей выполнял социалистические обязательства по захоронениям. Если другие родственники все- таки выступили – что же нас-то не предупредила! – то дедушка и бровью не повел. Вышла и вышла. Пусть привозит. И вот я привезла в Воронеж московского мужа. Брак наш был полушутливый, ради прописки мне и квартиры ему, но что-то живое в нем все-таки было, хоть и недолго. Короче, явились. Лето. Птички. Все зеленеет – Центральное Черноземье благоуханно, пейзажно, диво дивное.

Дедушка сказал, что для знакомства с окрестностями Воронежа он пришлет молодым москвичам служебную машину. О ту пору дедушка был в должности кладбищенского диспетчера по транспорту. Просыпаемся мы с моим новобрачным мужем, выходим на улицу – да, транспорт ждет. Белый ритуальный автобус с широкой черной полосой. Водитель транспорта, получивший указание от дедушки все им показать, весело приглашает нас в салон, мы восходим: там, понятно, лавки по стенкам, а в середине блестящий постамент. Цинковый, возможно. Выдвижной. Ну, вы понимаете. Едем.

Окрестности Воронежа – русская природа в самом аутентичном ее варианте: простор необъятный, горизонта нет, леса дремучие, небо высоченное, а сосны могучие как струны красные – и звенят. Извините за банальность. Царь Петр весной 1696 года на реке Воронеж построил первый регулярный военно-морской флот России. Азов брать. Взял. В описываемом первобрачном году сосны, конечно, были уже не те корабельные, но мощь осталась, гений места, уверенность и сила, все царственно, все берет за душу. Я-то в настоящей России выросла, а мужу внове, он москвичок таганский, смотрит по сторонам, вертит шейкой. А дороги раздолбанные, и нас с новобрачным кидает от одной стенки транспорта к другой, и мы летаем над металлическим прямоугольником туда-сюда, стараясь не сделаться клиентами дедушкиной конторы тут же. Свадебное путешествие в ритуальном автобусе надолго запомнилось всем участникам события. Развелись через пять лет, само собой, но это уж по умолчанию.

Когда ушла бабушка, дедушка похудел, загоревал: тяжко вдовствовать после пятидесяти шести лет сыр-в-масле-катания. Бабушка была идеальная жена и мать. Их дети любили своего отца, то есть моего дедушку, как бога. Плакал дедушка и говорил тихонько, будто в сторону, что не сможет жить без Шурочки. По-прежнему внимательно следил за общественно-политической прессой, веря в печатное слово и в партию. Коммунист, уже уволившийся со своей хлопотной работы, он продолжал платить партийные взносы, для чего раз в месяц ездил на кладбище, в свою родную партийную ячейку. Однажды взносы на кладбище не приняли. Даже дверь не открыли. Дедушка – кавалер двух Орденов Ленина, абсолютный солдат и неистовый патриот, не понял. Кладбище кладбищем, но Ленин-то всегда живой. С ним осталась их младшая дочь Зоя, и вернувшись домой, неслыханно озадаченный дедушка нашел силы спросить у нее, не знает ли она. Зоя сказала, что СССР и КПСС больше нет. И тут он пришел в первозданную ярость: «Что ты несешь! Взрослая женщина, а такую чушь городишь! Как это нет?!»

Дочь пыталась объяснить, но не смогла. Многие до сих пор не могут. Дедушка страшно сник, не поверил, стал названивать в партком кладбища, а там гробовая тишина. Вскоре дедушка заболел по-крупному. У него нашли все возможное, включая неизбежное. Тетке посоветовали оповестить родственников и готовиться. Тетка оповестила меня, квартиру приватизировала, накупила устройств по уходу за лежачим старым мужчиной, маленьким, но тучным, и начала бояться, поскольку она своего отца любила. Она преподавала в музыкальной школе, на работу ходила ежедневно и беспокоилась за неподвижного старика, оставляемого дома. Дедушке пытались сделать операцию, но поджелудочная с канцеродиагнозом оказалась неоперабельной, зашили разрез, а Зое сказали правду. У деда и так всю жизнь то одно то другое, но тут Зоя все поняла и затосковала. Никого нет: сама в разводе, сын ее отбыл музицировать в другую страну навсегда, одна с больным отцом, теперь она трусила малейшего шороха, прислушивалась, и даже затейливый храп его, раздражавший прежде, стал казаться музыкой сфер.