По следам конквистадоров

Поняв, что им особенно ненавистен Флейшер, я спрятал его за бочку и, продолжая идти впереди, благополучно довел упряжку почти до самого родника. Но тут на дороге была большая лужа и чтобы не ступить в нее, я необдуманно резво отпрыгнул в сторону. В ту же секунду волы как ошпаренные рванули в придорожные кусты и снова началась джигитовка. Закончилась она в саду соседней чакры, куда телега влетела, сокрушив плетень. Ее владелец благосклонно принял наши извинения и даже помог добраться до родника, где мы наконец наполнили бочку, Обратный путь тоже был богат приключениями, но все же мы вышли из этой неравной борьбы победителями и к вечеру вода была на кухню доставлена.

Вообще управлять парагвайскими волами надо не только умеючи, но и с учетом характера и привычек каждого из них. Есть экземпляры, которые приучены к тому, чтобы с ними всю дорогу разговаривали и как только вы перестанете что-нибудь бубнить, они сейчас же остановятся. Если нужно осадить волов назад, это достигается тем, что спереди плюют им в морды. Когда упрямый вол посреди пути ложится и дальше идти не желает, в числе немногих способов его поднять имеется и такой: укусить за хвост, Не знаю насколько он общепринят, но его применение дважды видел собственными глазами.

Мы начинаем познавать Парагвай

Через несколько дней жизнь группы более или менее наладилась. Семейную половину барака, по классическим образцам беженства, размежевали простынями на отдельные кабинки и навели в них посильный уют. Тараканы как-то притихли и спать почти не мешали, но вскоре выяснилось, что они были заняты более серьезным делом, а именно беспощадным пожиранием наших костюмов и иных вещей, развешенных по стенкам и даже сложенных в сундуках и чемоданах.

Нафталин, казалось, только возбуждал их аппетит, и если на каком-либо предмете одежды имелось пятно, хотя бы прошедшее самую тщательную чистку, прожорливые насекомые сейчас же выгрызали на этом месте дыру.

И если от тараканов страдали, главным образом, шерстяные изделия, то шелковые с такой же быстротой поедали какие-то серые уховертки. Нашлось сколько угодно специалистов и по всем иным отраслям текстильной промышленности. Через неделю, с грустью взирая на обращенное в решето платье жены и на свой костюм, безжалостно истерзанный тараканами, я решил, что довольно заниматься благотворительностью. Все наши лучшие вещи были уложены в два чемодана, обильно пересыпаны смесью нафталина, перца и табака и отвезены на хранение во французский отель, откуда я их взял только покидая колонию.

Когда миновали дни первой горячки и все утряслось, для публики, не занятой поисками участка, – о чем будет речь дальше, настали дни беспросветной скуки. Единственной формой общественного служения был кухонный наряд, требующий двух человек в день. Впрочем, к нему вскоре прибавилось ночное дежурство, так как у одного из нас таинственным образом исчезли часы, у другого – бритва, у третьего – перочинный ножик и т.п.

Следует пояснить, что по части всех видов воровства Южная Америка далеко обогнала Европу. Проворовавшийся министр, крупный чиновник или депутат здесь явление почти такое же обычное и привычное, как мелкий воришка, ночью вывинчивающий у вас во дворе кран или дверную ручку. И поимка с поличным вовсе не означает конца его карьеры: его сместят, он отсидится где-нибудь в тени, а потом, глядишь, снова выплывет на свет Божий, играет видную роль и еще разыгрывает из себя жертву клеветы и провокации своих политических противников. Что же до воровства, так сказать, низового, то обокрасть „гринго“, т.е. иностранца, тут почти повсеместно считается отнюдь не предосудительным, а скорее похвальным делом.[4]

В этой области Парагвай не составляет исключения, и тамошние воры, не оставшиеся в стороне от общего прогресса, сейчас орудуют по лучшим заграничным образцам. Но в те отдаленные времена, которые я описываю, воровство тут носило совершенно самобытный характер, подчиняясь законам какой-то своеобразной этики. Забравшись в чужой дом, вор зачастую уносил какие-нибудь грошевые безделицы или старье, оставив без всякого внимания вещи действительно ценные. И надо добавить, что из-за этих пустяков он рисковал жизнью, ибо здесь каждый вооружен и по законам того времени мог застрелить на месте не только вора, но и любого постороннего человека, без спросу вошедшего в дом или во двор.

В Асунсионе у одного моего приятеля вор, влезший ночью в окно, забрал рабочую куртку, бритву, кухонный нож и еще какую-то ерунду, хотя тут же на столе лежали дорогие часы, бумажник с деньгами и револьвер, а рядом, на спинке стула, висел новый выходной костюм. Знаю и другой случай, когда вор, увидев на столе бумажник, в котором была довольно крупная сумма денег, ограничился тем, что вынул из него сравнительно небольшую часть, а остальное оставил.