По следам конквистадоров

Было совершенно очевидно, что это лишь «первая ласточка» и что как в соломенной крыше навеса, так и вокруг, ютится множество всевозможной опасной дряни. Огромных сколопендр, скорпионов, тарантулов и еще несколько сортов ядовитых пауков я уже неоднократно видел в этом районе и раньше. В змеях тоже не было недостатка.

Кроватей наших еще не привезли из школы, а располагаться прямо на песчаном полу, в котором копошилась всякая насекомая мелочь, при таких обстоятельствах было рискованно. Припомнив некоторые полезные сведения, почерпнутые в детстве из сочинений Майн Рида, я вооружился мачете и, нарубив большой ворох пальмовых листьев, смастерил из них пышное ложе, высотою в добрый аршин. Когда сверху жена расстелила несколько одеял и простыню, а все это сооружение мы увенчали куполом тюлевого москитника, который можно было подоткнуть со всех сторон, получилось довольно удобное и вполне надежное убежище.

Нашу семилетнюю дочь пришлось подвесить в гамаке над большим сундуком, который я приспособил на двух чурбаках, в виде стола. Разумеется, без посторонней помощи девочка не могла ни взобраться на свое ложе, ни слезть оттуда, а потому в ближайшие дни я соорудил ей внизу маленький, по росту, топчан, ибо вторая кровать в наших апартаментах не помещалась.

Окрыленный первыми успехами на поприще культурных завоеваний, я вырубил несколько кольев, принес новый ворох пальмовых листьев, каждый из которых достигает в длину двух-трех метров, и за какие-нибудь полчаса заплел ими наружную сторону своего навеса. С двух сторон он был до некоторой степени защищен соседними постройками, а внутреннюю стену олицетворяла простынная занавеска, отделявшая нас от логовища Воробьяниных.

Кое-как, — по потребности и в зависимости от способностей, — устроились и соседи. Думаю, что по части уплотненности наши квартиры могли бы претендовать на панамериканский рекорд, как, впрочем, и по отсутствию удобства.

В самый разгар нашей возни пришел диктатор и убедившись, что все мы втиснулись под крыши, удовлетворенно крякнул. Жилищную проблему он, очевидно, счел разрешенной вполне успешно и с этого момента о запроектированной постройке «большого и удобного кирпичного дома» или каких-либо иных жилых помещений вспоминал все реже, и все более сердито топорщил свои усы, когда ему об этом напоминали. Осознав безнадежность подобных напоминаний, постепенно и мы забыли обо всех этих иллюзорных планах и на тех же «квартирах», с той же степенью комфорта, все прожили до самого развала колонии.

Управившись с делами по новоселью и предоставив жене наводить там уют, я устроил коня под ближайшим деревом, задал ему корму и отправился посмотреть, что делается на холостяцких чакрах.

«Лавочники» тоже не могли похвастаться особым люксом. Их усадьба состояла из одного, совершенно открытого со всех сторон навеса, под которым на багажных ящиках и на самодельных койках расположились десять иерархически молодых офицеров. Здесь тоже было тесно, но все же не до такой степени, как у семейных. Чуть в стороне лепился еще один, маленький навес, сзади и с боков имевший плетенные из ветвей и обмазанные глиной стены. Его разгородили пополам и, с одной стороны поместился казначей колонии, полковник Прокопович со своими ящиками и книгами, а с другой сам диктатор. Да не подумает читатель, что он утопал в роскоши: походная койка, с повешенной над ней двустволкой, маленький письменный стол, прихваченный из Европы, и толстый чурбан вместо стула, составляли всю обстановку его резиденции.

Эта чакра выглядела гораздо уютней других, ибо тут жилища стояли в гуще высоких цитрусовых деревьев, тенистых и ласкающих глаз своей глянцевой зеленью. Под их покровом, на некотором расстоянии от жилых навесов, с одной стороны была устроена коновязь, а с другой впоследствии выстроили особый навес для слесарной и столярной мастерской. Тут же потом соорудили и баню.

«Убийцы» располагали двумя открытыми навесами и разместились просторней чем все остальные. Здесь под крышей помещался даже большой стол, за которым могли сидеть, попивая чай или строча письма в Европу, человек восемь одновременно — роскошь, совершенно недоступная ни нам, ни «лавочникам».

Чакра стояла на бугре и потому тут чаще ощущался ветерок, спасительный в дни летнего зноя. Возле нее росло несколько больших деревьев, а дальше, до самого леса, тянулось поле кукурузы, такой густой и высокой, что она сразу с головой поглощала въехавшего в нее всадника.

В дальнейшем здесь устроили стеллажи для просушки земляных орехов и специальный навес для хранения продуктов урожая. Позже, когда у нас появился первый и единственный тяжело больной, один угол этого навеса превратили в «лазарет», т. е. огородили глинобитными стенами в виде небольшой комнаты.

Кстати замечу, что этого больного (капитана И. Ф. Грушкина) спасти не удалось. Он приехал в Парагвай с туберкулезом легких в начальной стадии, здесь болезнь быстро и резко обострилась, его отправили в госпиталь, в Асунсион, где он вскоре и умер.

Страшная ночь