По следам конквистадоров

Большой и комфортабельный дом, крытый черепицей, с трех сторон был окружен тенистым садом. Мы вошли на огромный балкон с паркетным полом, более похожий на празднично убранный зал. Тут было прохладно, солнечные лучи не проникали сквозь густую зелень цветущих растений, со всех сторон оплетавших террасу; они всюду стояли в кадках, гирляндами струились и сверху, из подвешенных к потолку корзин и вазонов. Посредине стоял резной обеденный стол и такие же стулья, несколько удобных кресел дополняли убранство.

Усадив всех на балконе, хозяин приказал своим людям расседлать и выпустить на пастбище наших коней, а затем, извинившись, оставил нас на короткое время одних. Оглядываясь по сторонам, я мысленно отмечал то одну, то другую деталь обстановки. Она наглядно показывала, что при наличии некоторых средств и деловых способностей, и здесь можно было устроиться уютно и удобно. Скотоводство открывало к этому прямой и торный путь, который мы сами себе по недомыслию закрыли, избрав иной, тяжелый и бесперспективный…

Из этих нерадостных размышлений меня вывело появление хозяев. Жена Бонси, еще довольно молодая и интересная дама, была мила и приветлива. Около нее вертелся хорошенький трехлетний мальчуган, глядя на его белокурые волосы и голубые глаза нетрудно было догадаться, что это любимец и гордость родителей.

— Какой прелестный малыш! — воскликнул Керманов, желая им польстить. — А как его зовут?

— Пабло, — ответил Бонси. — Впрочем нет, кажется Артур…

— Рауль, — с легким упреком в голосе поправила хозяйка.

— Ах, да, конечно, Рауль, — обрадовался отец. — Трудно, знаете, всех запомнить. Я ведь женат второй раз и у меня их восемнадцать, не считая умерших. Двое старших уже на войне. А этого мы дома всегда называем Тото, вот я и забыл его настоящее имя.

Тем временем прислуга накрыла стол, и был подан обильный завтрак, а после него кофе с ликером. Основательно закусив, мы, по предложению хозяина, отправились осматривать усадьбу.

Все тут было сделано основательно, продуманно и рационально. Во дворе находился широкий колодец, из которого вода, при помощи ветровой тяги, накачивалась в огромный бак, стоявший на деревянной башне, а оттуда по трубам шла в жилые помещения. Птичий двор, в котором помещались сотни породистых кур, был сделан на бетонной основе, а с боков и сверху защищен прочной металлической сеткой, ни одно хищное животное крупнее мыши не могло бы туда проникнуть. По другую сторону двора тянулись постройки и навесы служебного характера, а поодаль виднелась целая система обширных загонов для скота, с очень высокими бревенчатыми стенами, что живо напоминало старинные деревянные крепости.

Подозвав своего капатаса[16], Бонси распорядился пригнать с кампы лошадей. Несколько гаучо сейчас же вскочили на стоявших у коновязи оседланных коней и галопом скрылись за воротами. Еще двоим хозяин вполголоса отдал какие-то особые приказания. Выслушав их, они взяли топоры, пилы и веревку, после чего пешком отправились к лесу, тянувшемуся по берегу Ипанэ, в полутора километрах от усадьбы. Часа через два они возвратились, неся на плечах кусок довольно толстого древесного ствола. В его дупле был улей диких пчел, которых Бонси велел разыскать и принести, чтобы после обеда угостить нас сотовым медом.

Вскоре мы заметили на кампе приближающийся конный табун, голов полтораста, и по указанию хозяина заняли места на стене одного из загонов. Через несколько минут в его открытые ворота хлынула лавина разномастных лошадей, среди которых не было только вороных — их я вообще в Парагвае не видел.

Коневодством Бонси не занимался, он разводил только мясной рогатый скот, а лошадей держал главным образом для обслуживания своих стад, и потому среди них не было особенно выдающихся по качествам. Ловко действуя бичами, гаучо прогоняли их мимо нас небольшими группами и поодиночке, что дало возможность хорошо осмотреть всех. В результате я решил оставить себе кобылу, выбранную раньше и, поблагодарив хозяина, мы спустились со стены.

После превосходного обеда и традиционной сиесты, нам подали оседланных коней и мы, в сопровождении хозяина и хозяйки и целой свиты из гаучо, отправились в объезд эстансии.

В продолжении нескольких часов мы ехали по бесконечным пастбищам, которые перемежались небольшими рощами, живописными лагунами и рассыпанными по кампе пальмами. В зеленом море травы пели цикады, поодаль стадами и в одиночку бродили разноцветные коровы, а между ними степенно вышагивали южно-американские страусы — «ньянду». Нигде не было видно ни людей, ни чего-либо созданного их руками, и дремотную тишину лишь изредка нарушали пронзительные крики птицы терутера[17]. Все это создавало впечатление какого-то особого, прекрасного в своей изоляции и щедрого мира, так не похожего на нашу мертворожденную и сутолочную «Надежду».