По следам конквистадоров

Керманов к Михею в общем благоволил, но все же в конце концов поддался этим наговорам и поставил мне условие: или убрать зверя из колонии, или привязать его так, чтобы он не мог освободиться. Последнее оказалось невозможным. Через неделю после этого разговора Михей, которому показалось, что жена завхоза его дразнит, стащил с себя ошейник и жестоко ее искусал. Последовало новое вмешательство Керманова и ультиматум: немедленно спровадить преступника куда угодно, или он будет застрелен.

Делать было нечего. Посадив Михея в ящик, чтобы он не видел дороги, я оседлал коня и отвез его верст на пять, в самый дремучий лес, отнес еще шагов на двести от просеки и открыл крышку.

— Ну, Михейка, — сказал я, — возвращайся, брат, в первобытное состояние!

Но Михей не желал вылезать из ящика. Когда я вытащил его оттуда насильно, он сел у моих ног и тихонько повизгивая не двинулся с места. Я попробовал уйти, но он сейчас же побежал за мною. Мне стыдно было смотреть ему в глаза. Вынув револьвер, я дал несколько выстрелов в воздух. Михей испуганно свистнул и мигом взметнулся на ближайшее дерево. Не оборачиваясь и чувствуя себя подлецом, я выбежал на дорожку, вскочил на коня и кружным путем возвратился домой.

На Михея мы не смотрели как на домашнее животное: это был член семьи, верный и преданный друг, он был сердцем чище и честнее всех окружающих. Поэтому вернулся я в крайне подавленном настроении, презирая себя за то, что уступил Керманову, хотя и понимал, что он тоже по-своему прав.

— Вот увидишь, он возвратится, — утешала меня жена. Я и сам на это в душе надеялся, но уже наступила ночь, а Михея не было.

Наконец с верхней нашей чакры, часов в десять, прибежал запыхавшийся Флейшер.

— Пришел Михей, — сообщил он. — Голодный как волк, сразу же схватился за чью-то тарелку с едой, а когда попробовали отнимать, оскалился и зарычал. Чистяков, который его особенно ненавидит, снял было с гвоздя ружье, но Михей, не будь дурак, мигом дал тягу! Идем скорее искать его, а то какой-нибудь гад и в самом деле пристрелить может.

На средней чакре мы застали всех на ногах. Михей, оказывается, только что побывал и тут. Проворно разогнав собак, которым за минуту до этого дали миску объедков, он наскоро поел и убежал.

Едва я сделал несколько шагов в указанном мне направлении, как выскочивший из кустов Михей был уже у меня на плече. Он буквально обезумел от радости. Обхватив мою шею лапами, он весь трясся, лизал мне лицо и голову, что-то посвистывал в ухо… Я принес его к будке и посадил на цепь, но едва лишь пробовал отойти, он устраивал форменную истерику. До двух часов ночи я просидел с ним у будки, прежде чем он успокоился и отпустил меня спать.

Утром я категорически заявил Керманову, что с Михеем не расстанусь и лучше сам уйду из колонии. Но до этого не дошло: диктатор был растроган преданностью животного и сменил гнев на милость. Не настаивала на его изгнании и мадам Рапп, так что для Михея все окончилось благополучно. Но урок пошел ему на пользу: казалось, он понял в чем дело и больше никого не кусал.

Позже, когда настал день моего отъезда из колонии, нам пришлось расстаться. Невозможно было везти с собой зверя в Асунсион, а потом за границу, и я отдал его семье Приваловых, принадлежавших к числу и моих, и его друзей. Вскоре Михей вместе с ними переселился в село Велен, где прожил около года.

Погубило его умение снимать ошейник: во время одной из таких прогулок, какой-то парагваец принял его за дикого и застрелил.

Животный мир и охота

Авторы посвященной Парагваю брошюры Колонизационного Центра утверждали, что здешние леса кишат всевозможной четвероногой и пернатой дичью и что для любителей охоты тут подлинный рай. На деле все это оказалось очень далеким от истины.

Разнообразие здешней фауны, если не считать самых мелких ее представителей, значительно уступает и африканскому, и азиатскому, и даже европейскому. Особого изобилия зверей тоже незаметно, к тому же, их чрезвычайно трудно увидеть. Таким образом, если основываться не на отдельных, редких случаях, а на среднем положении, надо признать, что охота в Парагвае гораздо хуже, чем у нас в России, даже в тех ее областях, которые считались в этом отношении посредственными. Там, правда, нет ягуаров и тапиров (как в Парагвае нет волков и медведей), но, затратив на охоту одинаковое время, русский охотник будет иметь больше трофеев, чем парагвайский.

Всех здешних диких животных, заслуживающих упоминания, перечислить нетрудно. Это ягуар, пума, два вида диких кошек, лиса, тапир, олень, дикая свинья-пекари, водосвинка (карпинчо), два вида муравьедов, два вида енотов, болотный бобр (нутрия), вонючка, опоссум (комадреха), три вида броненосцев и много сравнительно мелких грызунов, из них два-три похожи на зайца, остальное мелочь, из которой особенно распространена черная морская свинка. К этому надо добавить несколько пород обезьян, а из пресмыкающихся — крокодила (жакаре) и ящерицу-игуану (лагарта), достигающую в длину более метра.