По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Вообще использование слова «Правда» в названии газеты порождало, если посмотреть «остранённо[154]», комический эффект. Например, в Мурманске издавалась «Полярная Правда», а в Норильске – уже «Заполярная». Обнаружив это в служебной командировке (в рейсе по Севморпути), Владимир начал собирать соответствующую коллекцию и к распаду СССР накопил около сорока «Правд». Воистину, вспомнишь слова баронессы фон Мюнхгаузен из пьесы Горина/фильма Захарова: «Правды вообще не бывает. Правда это то, что в данный момент считается правдой».

Завершая тему литератора Троцкого, заметим, что писал он много и до и после революции. И поскольку большую часть жизни провёл в статусе «оппозиционера», то всегда вынужден был писать ярко и интригующе[155]. Наше стремительное время не даёт возможности читать многотомные сочинения «История русской революции» или «Сталин». Но потратьте пять минут на воззвание в связи со смертью Ленина[156], надиктованное на тифлисском вокзале. Понятно, как Троцкий мог своими речами останавливать дезертирующие с фронта части или вдохновлять полки идти «в последний и решительный бой».

Дочка М. Л. Шпенцера вышла замуж за журналиста и литератора, сотрудника «Одесских новостей» Натана Иосифовича Инбера. Поэтому в литературу она вошла как Вера Инбер. Переулок около моря, где располагалась типография её отца, после смерти поэтессы в 1972-м году и до волны переименований в середине 1990-х носил её имя. В нём находится кожно-венерологический диспансер, поэтому острословы именовали его «вероинберический» или даже «дерматовероинберический». Мы пройдёмся по нему к музею Паустовского на Черноморской улице, но, пожалуй, про Веру Инбер расскажем здесь.

Вера Инбер прожила, наверное, счастливую жизнь. Во-первых, хотя она находилась в родстве с Троцким и он даже с 9 до 15 лет (1889–1895) жил в её одесском доме, её не репрессировали. Во-вторых, её могли посадить за связь с французской, бельгийской либо немецкой разведкой (а могли бы и за работу на все три) – ведь в 1924–1926-м годах она в качестве корреспондента жила в Париже, Брюсселе, Берлине. Могли, кстати, припомнить Францию и Швейцарию, где молодая Инбер жила с первым мужем в 1910–1914-м годах. В третьих, Вера Инбер прожила три года в блокадном Ленинграде и выжила. Опыт этой драматической и героической жизни отражён в книге «Почти три года. Ленинградский дневник», вышедшей в 1946-м, сразу же удостоенной (вместе с поэмой «Пулковский меридиан») Сталинской премии[157] второй степени и в следующем же году переизданной.

Произведения Веры Инбер при жизни издавались более чем в 80 сборниках, включая несколько многотомных изданий. Самые «солидные» – четырёхтомник, вышедший в издательстве «Художественная литература» в 1965–1966-м годах, и «Избранная проза» в том же издательстве за год до смерти. По действующей в то время «табели о рангах» Вера Михайловна Инбер (так официально) была в числе классиков советской литературы. У неё, кстати, было три ордена Трудового Красного знамени[158], орден Знак Почёта и, что совершенно логично, медаль «За оборону Ленинграда». Но, в отличие от Семёна Кирсанова, посмертного обращения к её творчеству практически нет: только в 2011-м году вышли сборник рассказов 1924–1938-го годов и сборник детских стихов. И переулок Веры Инбер переименовали в Купальный. Впрочем, сейчас ему как-то незаметно вернули имя писательницы.

Но осталась – и, думаем, навсегда – в «памяти народной» песня «Девушка из Нагасаки»[159]. Первоначальный текст в четыре куплета написан двадцатилетней Верой Инбер. Как и положено песне, ушедшей в народ, текст радикально изменился – но без Веры Инбер этой песни не было бы. Как-то вот так…

Возвращаемся на Еврейскую улицу и идём к Александровскому проспекту. На углу остановимся у красивого трёхэтажного дома с занимательным фронтоном над срезанным (как положено в доме, стоящем на перекрёстке улиц) углом. Здание построено в 1901-м году по проекту архитектора (и по совместительству художника, члена Товарищества южнорусских художников) Владимира Афанасьевича Короповского. Здесь находились квартиры церковного притча (то есть церковнослужителей, служивших в Покровской церкви) и церковно-приходская школа. В этом же здании размещалась типография «Русская речь» и редакции некоторых газет. Гр[160]. А. Н. Толстой посещал их во время своего одесского периода жизни. Этот период ярко отражён в его авантюрной повести «Похождения Невзорова, или Ибикус». Позволим себе одну цитату: