По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Если бы он погиб на деникинском бронепоезде «Новороссия» (доверимся Сергею Александровичу Шаргунову[353]), то знатоки литературы гадали бы, какими прекрасными стихами одарил бы нас верный ученик Бунина. К этой загадке после публикации «Окаянных дней» прибавилась бы ещё одна: как сочеталось обожание Катаевым Бунина, трепетное отношение ученика к учителю во время их многочисленных встреч в Одессе и фраза из этого бунинского дневника: «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…»». Мы предполагаем, что этим эпатирующим заявлением Катаев просто хотел привлечь внимание маститого литератора: тому и без Катаева было с кем общаться в Одессе, ставшей (как мы отмечали в главе 4) прибежищем интеллектуальной элиты России. Подобным образом Егор Дмитриевич Глумов «цепляет» Нила Федосеича Мамаева в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты»: когда у него есть несколько минут, чтобы как-то запомниться и потом продолжить из карьерных соображений контакт с богатым дальним родственником, он сходу заявляет, что глуп[354].

Если бы Валентин Петрович – он же «Старик Собакин» и «Ол. Твист» в легендарном тогда «Гудке» – погиб в конце двадцатых, то театралы сожалели бы о кончине популярнейшего драматурга, чьи пьесы «Растратчики» и «Квадратура круга», выражаясь банально, «покорили подмостки» сотен театров страны. «Украдём» мысль у Дмитрия Быкова: в «стране победившего пролетариата» главный герой литературы до начала индустриализации, то есть лет восемь – жулик, авантюрист или даже вор. Как всегда первым (и естественно, неидеально с литературной точки зрения[355]) это сделал Эренбург в «Хулио Хуренито»; Катаев сделал – как практически всё и во всех жанрах – стилистически идеально и по-одесски живо.

Высокие шансы прервать жизненный путь были в конце тридцатых – и вообще, и за поддержку Мандельштама конкретно. Тогда литература лишилась бы одного из самых ярких певцов «Первой пятилетки»: лично мы считаем, что «Время, вперёд!» – ярчайший из романов на эту тему. Ещё Сергей Сергеевич Прокофьев не написал бы оперу «Семён Котко» по повести Катаева «Я сын трудового народа» и был бы автором только одной оперы одного редактора журнала «Юность» – «Повести о настоящем человеке» Бориса Николаевича Кампова (Полевого). А так получается прекрасный материал для вопросов «Что? Где? Когда?» – Прокофьев написал две оперы по произведениям двух Главных главных (повтор не опечатка) редакторов журнала «Юность».

Продолжим выбирать дату смерти Катаева[356]. Смерть в середине 1950-х не рассматриваем: тогда он – сервильный кавалер (1939) ордена Ленина – конечно, не убивает за сто тысяч, но, чтобы хорошо есть, носить отличные ботинки, ездить на автомобиле с персональным водителем (сам Катаев водить не умел), пишет (1949), прямо скажем, «верноподданный» роман «За Власть Советов» («Катакомбы»). Достаточно посетить экскурсию не в стандартный музей Партизанской славы в селе Нерубайское, а в катакомбы под центром Одессы и послушать реальный рассказ о партизанах в катакомбах (см., например, статью «Страшная история группы Солдатенко»[357] соучредителя агентства «Тудой-Сюдой»[358], настоящего знатока Одессы Александра Бабича), чтобы увидеть «натяжки», неудивительные для произведения конца 1940-х годов. Потом, «оседлав волну» и нарушая хронологию повествования, Катаев возвращается к Пете и Гаврику в их молодости, создаёт «Хуторок в степи» (1956) и «Зимний ветер» (1960), сочинив таким образом тетралогию «Волны Чёрного моря».

Но в 1955-м году тот же Валентин Петрович Катаев организует и возглавляет журнал «Юность», куда с «изысканно-хорошим вкусом»[359] подбирает произведения молодых авторов. К сожалению, пока в Интернете выложен архив[360] только с 1963-го года, а Катаев уступил место главного редактора Борису Полевому в 1962-м (снова сошлёмся на Шаргунова: снят за публикацию аксёновского «Звёздного билета»[361]). Принципы, заложенные именно Катаевым, сделали «Юность» площадкой молодых писателей, составивших потом гордость и славу нашей литературы. Полевой не менял курса, хотя, возможно, на это рассчитывали, учитывая яркое участие Полевого в травле Пастернака. В результате только в 1963-м в журнале публиковались Аксёнов, Ахмадулина, Вознесенский, Гладилин, Окуджава.