По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Последняя фраза Славина замечательно коррелирует с лекцией Дмитрия Быкова (со ссылки на неё мы начали эту книгу). Ильф и Петров за 10 лет работы написали фантастически много[400]. Точнее, писал Петров, как обладавший лучшим почерком: лишь в только что упомянутой «Одноэтажной Америке» Ильф «свои» 20 глав напечатал на привезенной из СГА пишущей машинке. Но фраза, приписываемая академику Льву Давидовичу Ландау по поводу фундаментального многотомника «Теоретическая физика», за который он и тогда доктор физико-математический наук[401] Евгений Михайлович Лифшиц получили Ленинскую премию 1962-го года: «в этом труде нет ни одной моей фразы, впрочем, как и ни одной мысли Лифшица», в случае Ильфа и Петрова в корне неверна. Они обговаривали, обсуждали, отвергали, редактировали все сюжетные ходы, фразы, эпитеты. Если бы весь текст был написан таким образом, каким определял монтёр Мечников («согласие есть продукт при полном непротивлении сторон»), то издательство «Альфа-книга» не смогло бы выпустить в одном томе всё совместно сочинённое ими за 10 лет. Это просто не вместилось бы в 1280 страниц убористого шрифта. Но именно в спорах, принципиальности, сопротивлении сторон родились произведения Ильфа и Петрова. Главные из них, несомненно, «Двенадцать стульев», «Золотой телёнок» и «Одноэтажная Америка».

С дилогией про Остапа Бендера может в нашей литературе сравниться по количеству комментариев, исследований, споров и дискуссий только булгаковский роман «Мастер и Маргарита».

В случае «Тихого Дона» (мы уже позволили себе назвать его главной русской книгой XX века) 90 % исследований – в том числе с применением математико-статистического аппарата – сводятся к установлению авторства. Приятно, что дилогия не избежала подобной участи: появилось исследование, посвящённое тому, что «ДС» и «ЗТ» написали вовсе не Ильф и Петров, а всё тот же Булгаков[402]. Но всё же большинство работ обсуждают не авторство, а историю создания романов и – что ещё увлекательнее – отношение авторов к окружающему их миру.

Тут действительно есть где развернуться. Так, показателен имеющийся у авторов двухтомник[403]: введение Юрия Константиновича Щеглова занимает 4 страницы, его же очерк – 98 страниц, текст романов – 650 страниц, комментарии даны на 503 страницах, список литературы к комментариям – на 15.

Правда, мучавшую нас примерно 50 лет[404] загадку – кто тот таинственный товарищ, «из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции», пенявший авторам, почему они пишут смешно – Щеглов нам не раскрыл. Для нас это позже сделал Дмитрий Быков, указавший: это Максим Горький. Нам сразу полегчало.

Чуть отвлечёмся: так же долго мы ждали текст второй и четвёртой строчек песенки Принцессы из «Бременских музыкантов» – на пластинке 1969-го года их расслышать мы не могли. Только в начале XXI века, когда вышла книжка, объединившая все три истории – «Бременские музыканты», «По следам бременских музыкантов» и «Новые бременские», мы наконец-то прочли:

В клетке птичка томится,
ей полёт не знаком.
Вот и я, словно птичка,
в замке я под замком.

Разгадка была изящной, хотя не стоила почти полувека ожидания.

Впрочем, разгадок текстов Высоцкого (его мы коллекционировали в магнитофонных записях – см. главу 6) пришлось ждать до выхода 18 пластинок-гигантов и даже дольше – до насыщения Интернета хорошо очищенными от помех записями его песен.

Прежде чем продолжить рассказ о главных произведениях писателя Ильфа-Петрова – несколько слов собственно об Ильфе.

В отличие от Петрова, он не менял год своего рождения[405]. Иехиел-Лейб Арьевич – в советское время Илья Арнольдович – Файнзильберг родился 1898–10–15. Двум его старшим братьям не повезло с третьим. Самый младший сын Арье Беньяминовича и Миндль Ароновны – Беньямин – был нормальным инженером-топографом и прожил, соответственно, нормальную жизнь. А вот двое старших были натуры исключительно творческие, яркие и талантливые, но неспециалисты в живописи и фотографии вспоминают их исключительно как старших братьев Ильи Ильфа.