Мы обернулись и увидели молодого турка примерно нашего возраста, одетого скромно, но чисто. У него не было того таинственного вида, который свойственен большей части встречавшихся нам дельцов черного рынка. Мы представились и сказали, что хотим перевести часть наших денег в турецкие лиры. Аргун, так звали молодого человека, объяснил, что при новом военном правительстве больше не нужно обменивать деньги на черном рынке, так как в банках такой же курс. Но, добавил он, может быть, нам негде остановиться в Стамбуле, в таком случае, если нам угодно, мы можем остановиться у него. Предложение застало нас врасплох, и нам понадобилось некоторое время, чтобы победить известные подозрения. Но очень скоро мы осознали, что в Аргуне обрели друга и помощника, который, вместе со своей семьей, сделал так, что слышанное нами о восточном гостеприимстве весьма поблекло в сравнении с настоящим положением дел. Сверх того, именно Аргун помог нам увидеть Стамбул, каков тот есть, а не его фасад, который обычно представляют туристам.
Сперва мы отправились к Аргуну домой (вот адрес: Стамбул, Феридиж, Мадирж Сокак, дом 4). Мы повернули мотоциклы от бульваров в центре города и скоро растворились в лабиринте крошечных переулков, сплетение которых составляет огромный, расползающийся во все стороны квартал города на склоне холма, спускающегося к Золотому Рогу. Здесь живут сотни тысяч турок, которые находятся на нижней ступени социальной лестницы — чистильщики обуви, продавцы сигарет, водители такси, базарные торговцы и т. д. Семья Аргуна торговала питьевой водой и владела маленькой подвальной лавкой близ площади Таксим. Они жили в четырех маленьких комнатах сдающегося в аренду многоквартирного дома в переулке таком крутом, что мы не отважились спуститься на мотоциклах и оставили их наверху. Мы, разумеется, беспокоились о них, однако Аргун заверил нас, что машины в полной безопасности. Это была совершеннейшая правда, ибо в ту минуту, когда по кварталу разнеслась весть, что мы явились в качестве гостей, наши машины оказались под таким же надежным присмотром, под каким они были бы в центральном полицейском управлении. Весь день тучи детей, копошившихся вокруг мотоциклов, обескураживали потенциальных воров, а ночью престарелая бабушка, сидевшая в полутемном дверном проходе, которую было видно отовсюду в переулке, неусыпно наблюдала за нашими драгоценными машинами, готовая, если бы кто-нибудь покусился на них, поднять тревогу.
Потом мы были представлены семье Аргуна, разумеется возглавляемой папашей, впечатляющей фигурой с голосом медведя и с сердцем из золота. Он владычествовал в семье как бог и царь. Один его хмурый взгляд заставлял детей бросаться исполнять то, что от них требовалось, и расшевеливал даже мамашу. Большая толстая мать семейства была удивительна, она растила собственных шестерых детей, а сейчас искала комнату, чтобы усыновить трех странствующих иностранцев. Она спросила у папаши дозволения освободить одну из двух комнат на первом этаже, и эта комната стала на следующие две недели нашим домом. Четыре сестры Аргуна возложили на себя задачу ухода за нами, задачу, которую они выполняли сотней разных способов, от мытья волос до заталкивания пищи нам в рот. У девочек были самые удивительные имена, например Айзель, что значит «луна и много дождей», и Айкон, или «кровь и луна». Нашей любимицей долго была самая младшая, ее звали Мокартез, что означает «тайна», но мы называли ее Микки Маус, ибо она покорила наши сердца своей веселостью и самоотверженностью, с какой ходила за нами. Я никогда не забуду, как она карабкалась вверх по переулку — худенькая маленькая фигурка с длинными волосами, падавшими на плечи, и пара длинных сапог, в которых мы приехали и которые она несла к чистильщику, была почти вровень с нею.