Слуги принесли второе золочёное сидение, поставили рядом с престолом великого князя Святослава, и соправители, коротко обсудив поражение северских князей на реке Суурлий, принялись весьма толково, как показалось со стороны Хотену, распределять киевские полки, чёрных клобуков и дружины князей, которые могли успеть подойти к подходу половцев, между порубежными крепостями, острогами и валами на подступах к Киеву, бродами и перевозами через Днепр. Они согласно отправляли послов и гонцов, а когда толпа Святославовых бояр заметно поредела, Святослав Всеволодович приказал своим боярам покинуть гридницу, а Хотену остаться. Севку-князька, тоже порывавшегося выйти, он удержал за рукав.
– А я, брат и друг мой, – промолвил Рюрик Ростиславович, – хотел бы с тобою перекинуться словом об одном нашем родственнике вовсе без чужих ушей.
– Если сей родич – Игорь Северский, то Всеволод и боярин Хотен как раз и помогут нам, – тут Святослав хитро прищурился. – Ты ведь предлагаешь созвать княжеский съезд и судить на нём Игоря, как только выкупится из полона?
– Вот именно, брат! – вскинулся князь Рюрик. – Закон наш всем ведом: коли князь провинится, волость теряет, а коли муж – голову.
– Насчет Игоря я с тобою полностью согласен. Вот только некогда нам будет сим в ближайшее время заняться. Вот я и придумал: давай отправим твоего старшего брата и Хотена на Северщину и в степь, на место побоища, чтобы разобрались в сем деле по свежим следам. Лучше Хотена нет сыщика в Русской земле, брат, и он не станет держать сторону северского князя.
– Хотена послать – да, я согласен! – улыбнулся князь Рюрик старому сыщику. – Он разберется и доложит нам правду про это неслыханное дело. Вот только надо дать ему посольское достоинство, чтобы, если вдруг нарвётся на половцев, смог назвать себя нашим послом к Кончаку – спросить-де о выкупе Игоря. А зачем нужен для сего дела мой… беспутный мой брат, вот уж ума не приложу.
– Я всё придумал, пока скакал вчера из Чернигова, брат. Хотен не только нам доложит всё как есть, но и расскажет летописцу Поликарпу. А вот брат твой Всеволод Ростиславович, он песню об Игоре сочинит. Такую песню, какой племянник мой Игорь окажется достоин, – или поносную, или хвалебную. Ты же дай для сего мнимого посольства десяток мужей своих отборных с добрым децким во главе, а я, со своей стороны, снабжу их кунами, конями и всем необходимым. А отправляются пусть уже завтра в полудень.
– Одно забыли вы, братья и господа мои, – улыбнулся Севка-князёк во весь свой щербатый рот, – забыл ты спросить меня, согласен ли я ехать в степь, прямо в зубы ополчившимся против нас, как я понял, кыпчакам. Да и княжеское моё звание, смекаю, с посольским поручением невместно есть.
– Эй, ты! – прикрикнул на него младший брат. – С твоим княжеским званием невместно твоё поведение, уж это точно. А поедешь под чужим именем. И я одену тебя и дам коней добрых, и твой долг ростовщику Якубу заплачу.
Тут Хотен понял, что если не откроет сейчас рот, то придётся ему выполнять неожиданное сие, да и опасное поручение бесплатно.
– А я стар ведь, господа мои великие князья, для такой поездки, – развёл он руками. – И своих дел у меня в Киеве полно.
– Боярин, это дело наиважнейшее. Я велю тебе выдать из моей казны две гривны завтра и ещё три гривны, когда вернёшься. Те гривны твои потери покроют, – пообещал Святослав Всеволодович и добавил. – А что стар ты стал… Старый конь борозды не портит, так ведь? И я знаю, что ты великому князю Изяславу Мстиславовичу верно служил, стало быть, нас, Ольговичей, не жалуешь, стало быть, не Игоря будешь выгораживать, а правду искать, и чего раскопаешь, не станешь от нас с князь-Рюриком скрывать. И разве не дорога тебе Русская земля?
– Да уж, не хотел бы я снова увидеть немирных половцев за своим забором на Горе, – проворчал Хотен. – Только гривны желательно бы получить вперёд, великий княже Рюрик Ростиславович. А тебя прошу, великий княже Святослав Всеволодович, дай мне с собою десяток молодого Неудачи Добриловича. И не спрашивай, будь добр, почему именно его.
Глава 11
Тревога в древнем Путивле
Когда раздался горестный вопль на забралах города Путивля, княгиня Евфросиния Ярославна только прикусила губу, а когда, поохивая да постанывая, начали путивльские жёнки, дети да деды спускаться с городской стены, к степному полудню обращенной, она осталась на стене.